Киренский район : Сполошина, Орлова, Алмаз, Золотой, Пущина, Прилуки, Ильина, Мироново, Дарьина (Часть 4)

Деревня Сполошина

Сполошинские жители

Баба Лина – Элиза Ильинична Охлопкова

Сполошинская Ильинская церковь

Сполошина

Сполошина

Братья Пеньковы

Река Пелюда и деревня Орлова (бывшая Кобелевская)

Деревня Орлова

Орлова. Ворота

В деревне Орловой

Орлова. Старые постройки пилятся на дрова

Орлова. По берегу Пелюды

Дом Елены Владимировны Залуцкой

Лагерь ЛЗУ-КП31 (Алмаз)

Леспромхоз Золотой

Золотой

Старые Дворы (деревня Агафонова)

Река Чечуй

У деревни Пущиной

Пущина

Пущина. Зимовье

Пущина. Окно дома

Пущина

Огород Вениамина Валерьевича Старцева

Деревня Ильина

Ильина. Заросшая улица

Ильина

Ильина

Ильина. Ворота

Ильина. Конопля

Возле устья реки Чаи

Устье р. Чаи

По р. Лене. Между Чаей и Мироново

Протока у села Мироново

Мироново

Мироново

Мироново

Мироново. Мария Васильевна Малышева

По улице в Мироново

Мироново

Окучивают картошку

Деревня Дарьина

На р. Лене у деревни Дарьиной

Дарьина. Амбар

Лена у д. Дарьиной

По реке Лене в XXI веке

Четвертая часть очерка Юрия Лыхина о поездке по реке Лене (Киренский район Иркутской области) в июле 2010 года

Начало см. ниже - "Также по теме"

10 июля, суббота.

С утра предавался невеселым размышлениям. Змеиновскому фельдшеру, Д.В. Пахоруковой, в этом году исполняется 70 лет, она собирается закончить работу: «Хватит уже». Но нового фельдшера нет. «Работать перестану, а люди все равно приходить будут», – говорит она.

В Банщиковой Г.А. Дмитриев из-за больных ног не может выйти из дома. Его жизнь ограничена пределами комнаты. Ухаживающая за ним соседка, уходя¸ закрыла входную дверь, накинув на нее замок. «Мажу какую-то мазь, да не помогат…»

В Петропавловске П.Е. Черных пожаловался на камень в почках. «Надо ехать в Новосибирск, там вроде лазером разбивают, а то здесь пойдет, так и до Киренска не довезут. А довезут, так что там сделают?».

По всему этому можно судить, что медицинского обслуживания в районе практически нет. Люди здесь, как и прежде, умирают преждевременно. Такие вот грустные мысли.

Переплыв Лену, мы оказались в Сполошиной. Первыми, кого встретили в ней, были братья Пеньковы. Поговорив недолго с нами, они предложили купить две медали: «ХХХ лет Победы в Великой Отечественной войне» и «За трудовую доблесть». По 150 рублей за каждую. Получили деньги и тут же исчезли.

Сполошина совсем умирает. В ней остался десяток дворов да человек 30 жителей. Электричество – от дизеля, работающего с 7 до 9 часов утром и с 6 до 9 часов вечером. В прошлом году закрыли школу. Остались только магазин да почта. Связь с миром по единственному на деревню таксофону, позвонить по которому можно, купив карточку на почте.

Лариса, узнав, где сохранилась русская печь, привела нас к бабе Лине – Элизе Ильиничне Охлопковой. Родители ее похоронены на Сполошинском кладбище, и она не собирается отсюда никуда уезжать, хотя уже и ходит с трудом. Сейчас у нее в гостях дочь Екатерина, приехавшая из Иркутска.

На стене дома под стеклом висит ксерокопия старой фотографии, на которой заснята семья отца Элизы Ильиничны, Ильи Никитича Охлопкова. Все с удивлением отметили, что я на него сильно похож. Для меня это не удивительно: мы имеем с ним общих предков, в нас течет одна кровь.

Около пустых домов братьев моей бабушки, Герасима и Прокопия Таракановых, зияет провалами окон Сполошинская Ильинская церковь. Первоначально она была построена на верхнем конце села. После установления советской власти ее перенесли в центр, устроив в ней клуб. И сегодня в отделявшей кинобудку стене остались квадратные дырки для работы кинопроекторов.

Братья Пеньковы, продав нам медали, тут же побежали в магазин, купили литровую бутылку «Пшеничной», после чего уже навеселе подошли к нашим лодкам. Все три брата имеют выраженную инородческую внешность: «Мать-то наша эвонка». С ней мы столкнулись в деревне – бродит подвыпившая, одетая в выцветшие мягкие штаны и старую кофту. Братья, разговаривая с нами, по очереди подходят к бутылке, наливают в надетый на горлышко стаканчик, молча выпивают и занюхивают кусочком вяленой рыбы. Младший из них еще совсем подросток.

Отказавшись выпить с ними, садимся в лодки и гребем на противоположную сторону Лены в устье р. Пелюды, а по ней в Орлову – бывшую деревню Кобелевскую. Она стоит на отшибе, за Пелюдой, через которую надо как-то перебираться, поэтому жители ее не избалованы посещениями туристов. Может быть, поэтому двое жителей Орловой меня узнают, хотя я был здесь почти десять лет назад, в 2001 г.

Хозяин одного из домов, построенного уже не из цельного бревна, а из бруса, с легкой гордостью показал нам прилепившиеся под крышей гнезда ласточек: «Больше ни у кого в деревне нет». Как может, он оберегает гнезда, подрезая ветки растущей близко к дому березы и гоняя кошек из рогатки.

Заходим в дом Елены Владимировны Залуцкой, у которой сохранилась русская печь. Однако она уже модернизирована: перед шестком устроена плита. Выходя из дома, я замечаю красивую железную сечку, подоткнутую к стене дома. Не выдержал, попросил отдать, если не нужно. – «Да берите». На радостях, показывая подарок Ларисе и Ольге, поспешил к лодкам. Мы прошли уже полдеревни, как нас догнал хозяин дома на мотоцикле: «Сумку-то забыли» и протягивает мне мою полевую сумку со всеми нашими с Ларисой деньгами, паспортами, картами и другими вещами. После этого Орлова, тоже в целом умирающая деревня, все же оставляет по себе благоприятное впечатление.

Ниже устья Пелюды потянулся высокий крутой яр, разорванный в двух местах речками Балаганкой и Мехоношинской. В устье первой из них я надеялся увидеть Осиновый луг, на котором в XVII веке завел свою пашню еще один мой предок – Давыдко Пшеничный. Но здесь не нашлось бы места даже для одного дома. Зато в устье Мехоношинской домов было предостаточно. Стоящие среди леса, они были окружены оградой с прожекторами и трехметровой ширины контрольной полосой. Это лагерь ЛЗУ-КП31, который сполошинские жители упоминали как Алмаз. Осматривать его внимательно не было никакого желания, вернулись к лодкам и сплавились еще немного. Остановились для ночевки, немного не доплыв до поселка Золотого.

11 июля, воскресенье.

Накануне вечером поставили сеть. Вытянув ее сегодня, нашли в ней двух щучек и двух окуней, которые тут же пошли в уху.

С раннего утра сверху Лены, откуда мы приплыли, потянулись тучи, и вскоре зарокотал гром. Видно было, как вдалеке темными, спускающимися к земле полосами проливается дождь. После двух дней сильной жары в воздухе стало заметно свежее, поэтому утренние сборы прошли быстрее и легче.

Плывем. Мимо нас в ту и другую сторону по Лене снуют моторные лодки. В этом году их гораздо больше, чем в 2007-м или, тем более, в начале десятилетия.

На берегу среди леса показались дома. Когда-то на ручье Золотом мыли золото – здесь находили старательские лотки. Потом золотом стал лес. Образовавшийся тут леспромхоз получил то же название – Золотой. Как рассказывают, богатый и многолюдный леспромхоз был, школу, что показательно, двухэтажную построили. Однако просуществовал леспромхоз недолго. Он был образован в 1960 году, а в 1991-м, во время гайдаровской реформы, в одночасье рухнул. Сейчас здесь живет всего несколько человек.

За темным, выступающим к воде, мысом прибрежный хребет слегка отступил, давая разместиться небольшой деревне. Здесь находились Старые Дворы, или деревня Агафонова. Довольно высокий берег зарос травой по плечи, а зонтичные растения с белыми шапками цветов высятся над головой. Место начало зарастать и деревьями. Между ними большое количество разрытых земляных муравейников. От одного к другому по траве тянутся медвежьи следы. Среди кустов кислицы нашли пару ям от стоявших здесь домов да кучу банной каменки – вот и все свидетельства былой жизни.

Напротив, через Лену, отгороженная несколькими островами, простирается долина реки Чечуй. Чечуй – один из самых рыбных притоков Лены. Именно на его берегу, по высокой террасе в километре-полутора от впадения в Лену, располагалась деревня Пущина

Пробравшись сквозь заросли тальника, кучи нанесенного на берег плавника и густую траву, я добрался до места деревни. Пройти по бывшей улице не смог, все сплошь заросло жгучей крапивой, вымахавшей в рост человека. Пришлось обходить деревню снизу, под террасой.

От некогда большой Пущиной осталось всего несколько дряхлых построек. И лишь в одной из них нахожу человека. Это Вениамин Валерьевич Старцев, 1951 года рождения. Второй уже год живет здесь один. Он горный инженер, работал в Якутии, в Усть-Янском районе, был главным инженером рудника, находящегося в 7 километрах от моря Лаптевых. С 1996 г. на пенсии по шахтовому стажу. В 2008 г. уехал из Якутии и вернулся на место родной деревни: «Надоело всё. Работа надоела и женщины надоели, всё…»

Семейная жизнь не сложилась, с женой-полуякуткой разошелся в 1985 г. Но с дочерьми связь поддерживает. Старшая, Анна, по существовавшей в Якутии программе «одаренные дети» училась на Аляске в Анкоридже, затем преподавала в Якутском госуниверситете. После, находясь в Москве, познакомилась и вышла замуж за пакистанца. Сейчас они живут в своем доме в Лондоне. Кроме этого, у них квартира в Москве, дом и квартира в Дубаях. Имеют 10 миллионов долларов дохода в год. А отец, подобно бомжу, в заброшенной деревне в Сибири. Такие вот жизненные парадоксы!

В Пущиной долго теплилась жизнь. До 1996 г. в ней жили Федор Иванович Докучаев с женой Тамарой Федоровной (матерью Вениамина) и сыном Сергеем. Лет 20 они прожили в Пущиной одни.

Дед Вениамина пропал без вести в Великую Отечественную войну. Бабушка долгое время жила в Ленске, за год до смерти вернулась в Пущину, и здесь скончалась. А в Старых Дворах жил прадед Вениамина – Сергей Старцев, полный Георгиевский кавалер. Умер он в 1965 г., – «сгорел от водки в 99 лет...»

Кроме живущего Старцева в Пущиной строит зимовье петропавловский житель Николай Александрович Докучаев. Он устроился работать на гидрометеопост на Чечуе, находящийся в 9 километрах от устья. Там же, чуть выше гидрометеопоста, располагается и пост рыбнадзора.

До следующей от Пущиной деревни Прилуки, располагавшейся в конце длинного луга по правому берегу Лены, 4 километра. После установления советской власти в Прилуках существовала богатая коммуна: «Сливки кружками пили». Пущинские и прилукинские враждовали между собой, луг между деревнями был перегорожен не просто изгородью, но заплотом.

Деревня Ильина отстоит от Пущиной на 6 километров. К нашему удивлению, в ней до сих пор осталось множество домов и хозяйственных построек, хотя и в сильно порушенном состоянии: с разобранными печами, со снятыми полами, иногда выпиленными на дрова стенами. Дома протянулись вдоль Лены не на самом берегу, а в глубине, на более высокой террасе. Поэтому с воды их почти не видно. На самом берегу расположилась только длинная деревянная ферма с высокой крышей. Место здесь красивое, привольное. В ту и другую сторону от деревни далеко тянулись пашни и луга. На противоположном берегу к Лене приступил высокий хребет, до самой воды заросший густым смешанным, с преобладанием сосны, лесом.

В трех приспособленных для ночевки постройках в Ильиной останавливаются рыбаки. Однако их давно уже не было, судя по тому, что подступы к домам плотно заросли высокой травой и целым морем крапивы, сквозь которые мы пробираемся словно по озеру по горло в воде. Из травы поднимаются тучи мошки и комаров, внезапно и больно кусают пауты. Наши реппеленты помогают ненадолго, мы непрестанно отдуваемся, отмахиваемся руками и хлопаем себя по разным частям тела, будто выплясываем под неслышную музыку.

Прямо в домах, под потолком, слепили свои гнезда деревенские ласточки-касатки, мелькающие красным брюшком из-под черного фрака на спинке. Пищи ласточкам предостаточно, но встречаются они теперь в ленских селениях не часто, словно с покинувшими родные места людьми и они навсегда улетели в дальние края.

От Ильиной вдоль левого берега начинаются многочисленные острова, протянувшиеся на добрый десяток километров, вплоть до Мироново и Дарьиной. Фарватер же идет вдоль правого берега Лены. Туда, где течение более быстрое, мы и направили свои лодки.

12 июля, понедельник.

Вчера поздно вечером достигли устья р. Чаи – родины ленских Таракановых. Остановились на левом берегу в виду домиков рыбоохраны, пристроившихся на крутом взгорке в самом устье Чаи. Гнуса здесь оказалось не в пример больше, чем в Ильиной. В воздухе стоит сплошной звон, лицо и руки горят от укусов. Накомарники снимать просто страшно, а есть приходится уходить в наглухо застегнутые палатки.

После впадения Чаи каменистое, слегка заиленное ленское дно становится чистым, отмытым. Вода так же кристально прозрачна, как в Чечуе. Вообще вид Лены постепенно меняется. Река стала шире, берега круче, вдоль воды гораздо меньше зарослей тальников.

К 11 часам добрались до села Мироново. Поплыли не по той протоке, в результате чего пришлось вытягивать лодки в нужное нам русло против стремнины между двумя островами. Но преодолели, причаливаем к берегу. В ближайшем огороде мужики в накомарниках окучивают картошку.

В Мироново вместе с Малиновкой (четыре дома, находящиеся на некотором отдалении от села) и Дарьиной в 2 километрах (два жилых дома) ныне 32 хозяйства, 56 жителей. Работает магазин. В школе 4 ученика на 3 класса. Электричество от дизеля только утром и вечером. Возле дизельной, не обращая никакого внимания на шум, повадился отдыхать медведь.

Пофотографировав село, перебираемся в Дарьину. Живший здесь Георгий Николаевич Лыхин, у которого я останавливался на несколько дней в 2001 г., умер два года назад. Дом закрыт, ограда до порога заросла крапивой.

И вновь мы плывем, стремясь преодолеть 30 километров, чтобы к вечеру достичь Ичёры – предела мечтаний Ольги. Даже перекусываем на ходу, сцепив вместе лодки.

В 10 километрах от Мироново на другом берегу Лены стояла деревня Мандра. От нее на вытянутом вдоль Лены лугу, начавшем зарастать деревьями, остался только один дом с провалившейся крышей. В полукилометре от деревни по широкой долине между хребтами в Лену впадает речка Мандра.

А солнце сегодня снова греет немилосердно. Ходить по Мироново и Дарьиной было жарко и душно. Когда выходишь на берег, чувствуешь, как от раскалившихся камней исходит знойный воздух. Поэтому сегодня мы все усердно купаемся.

Справа на высоком крутом склоне среди деревьев забелело большое пятно. Скала? Удивительно, но это лед! Какой же толщины наморозило его здесь зимой, что и в середине лета он не растаял?!

Остановились сегодня немного пораньше, на острове Таловом, не доплыв до Ичёры километра четыре.

Юрий Лыхин, 2010 год
Фотографии автора