Восточно-Сибирская студия кинохроники. Киногвардия - собкоры: Дмитрий Васильевич Смекаев (1923-1998)
Зырянова Татьяна
Категория: Иркутск : История, Иркутск : Культура
| Следующая статья
Восточно-Сибирская студия кинохроники в период своего расцвета имела пять кинокорреспондентских пунктов в городах Красноярске, Кызыле, Якутске, Улан-Удэ, Чите, где постоянно жили и работали ее собкоры. Собкоры на съемках сюжетов работали самостоятельно, как операторы-журналисты, то есть, сами искали темы, снимали материал, писали к отснятой кинопленке монтажные листы и все это отправляли в Иркутск на монтаж. Их сюжеты и составляли основу киножурнала «Восточная Сибирь». Они курировали огромную территорию:
Красноярский край - 2 401, 6 тыс. кв. км.,
Якутия -3 103,2 тыс. кв. км.,
Читинская область - 431,5 тыс. кв. км.,
Тува - 170 тыс. кв. км.,
Бурятия - 351,3 тыс. кв. км.
Вклад собкоров в создание киноархива Сибири неоценим. К сожалению, их уже нет в живых. Пусть же эпиграфом к главам, посвященным их творчеству, станут строки моего поздравления, написанного к одному из юбилеев студии.
Киногвардия — собкоры
Наснимали пленки — горы!
Проявляя «Стойкость», сметку,
Шел Смекаев на разведку.
Дегтярев шел напролом
И Орлов парил орлом.
В честь бурятского народа
Снял нам Сидлер кинооды...
Князь Тувинский — сам Шамиль -
Киноданью одарил.
И богиня славы — Ника -
На поклон являлась Нике:
Ника Саввинов ясак нам
Из Якутска слал призами.
Всех их помним!
Всех их любим!
Никогда их не забудем!
Пусть в любые времена
Светят нам их имена!
Дмитрий Васильевич Смекаев (1923-1998)
Коренной сибиряк. Фронтовик. Разведчик. Родился 8 ноября 1923 года в небольшой деревне на берегу Енисея, километрах в трехстах от Красноярска. Деревня эта ушла под воду в зоне затопления Красноярской ГЭС. Народ переселили, родители Смекаева переехали в Шушенское. Вот как описывает встречу с отцом Смекаева летом 1966 года режиссер Валерий Хоменко: «Отец Дмитрия Васильевича меня в миг очаровал, словно встретил «вживе» актера, которым восхищался на экране... Не суетный, ни тени позы. А красив-то, лицо точеное, ну чисто шолоховский герой, что-то казачье, крепкое, статное, лихое под благородным обликом старика». Читаешь эти строки, и в памяти возникает сам Дмитрий Васильевич. Все эти эпитеты можно отнести и к нему. Он был очень обаятельным человеком. Природный талант светился во всем его облике: энергия, доброжелательность, умение расположить людей к себе помогали ему на съемках. Если случалось войти в темный просмотровый зал, где отсматривались черновые, только что вышедшие из проявки материалы сюжетов, не зная, чей идет сюжет, то через несколько планов становилось понятно — это снимал Дмитрий Васильевич. Ни одного скучного кадра, все в движении, в развитии и даже герои съемок каким-то непонятным образом похожи на него, веселые, динамичные, улыбчивые. Ну что казалось бы нового и интересного в эпизоде работающих за станками ткачих. Но я до сих пор помню, как это было снято. Молодые симпатичные работницы связывали нити ткани так легко и артистично, словно играли на арфе. Весело, как бы играючи, переходили от одной машины к другой и улыбались, и успевали кокетничать (по-видимому, с сумевшим их «раскрутить» оператором). Дмитрию Васильевичу удавалось озарить каждый свой материал светом своей личности, своего темперамента, оптимизма, таланта. Он никогда не был равнодушным ремесленником. Всем своим творчеством подтверждая непреложные для журналиста истины: заинтересуйся темой — и сумеешь заинтересовать ею зрителя; полюби своего героя — и зритель его полюбит; «заболей» какой-то проблемой — и зритель откликнется на твою боль.
Смекаев пришел работать на студию в 1956 году. В то время хроника создавалась руками операторов. Сценаристы, режиссеры вышли на первый план уже позднее, да и то если дело касалось не сюжетов, а документальных фильмов и спецвыпусков, то есть материалов, идущих на экране от десяти минут и до часу. Операторы первого призыва часто обходились без помощников: сами искали темы, продумывали структуру материала, круг съемочных эпизодов. Потом к отснятому сюжету писали так называемый «монтажный лист», в котором очень подробно излагали сведения для будущего текста: что, где, когда произошло, какие люди участвовали в том или ином событии. Часто монтажные листы было интереснее читать, чем написанные по ним профессиональными литераторами и журналистами тексты. Дмитрий Васильевич любил повторять шуточный афоризм: «кино делают оператор и шофер». Это его изречение по отношению к операторам первого призыва было более чем справедливым. Особенно это касалось тех, кто работал вдалеке от студии на корреспондентских пунктах. Иркутским хроникерам темы чаще подкидывала редакция. Смекаев же был кинокорреспондентом ВССК по Красноярскому краю. Достаточно взглянуть на карту края, чтобы оценить масштаб его забот. Два миллиона четыреста тысяч квадратных километров территории (пять Франций). Таймыр, Хакассия, Эвенкия, Долгано-Ненецкий автономный округ. Норильск с его знаменитым комбинатом и самым северным в мире городом, Енисей с каскадом строящихся ГЭС. Североморский путь. Оленеводство и звероводство, охота и рыболовство, нехоженая тайга и плодородные пахотные земли со сравнительно теплым микроклиматов (Канск, Минусинск). И все это Дмитрий Васильевич знал, как свои пять пальцев, все объехал, все снимал, везде у него оставались друзья, которые сообщали ему обо всех интересных событиях. Человек непоседливый и коммуникабельный, он всю свою жизнь провел в разъездах. Обычно звонит в редакцию, чтобы получить добро на командировку: «Понимаешь, меня на Хатангу приглашают, у них там будет переход по северным рекам до Ледовитого океана, говорят, возьмут меня с собой». Так начинались многие сенсационные съемки. Не случайно по количеству сюжетов, которые были приняты на Центральной студии документальных фильмов и прошли во всесоюзном киножурнале «Новости дня», он опережал всех операторов студии.
Мне впервые довелось вплотную работать с Дмитрием Васильевичем на фильме о чемпионе Олимпийских игр борце Иване Ярыгине. Сценарий написал чиновник из Госкино РСФСР. Штамп на штампе. Ход — заезженный: пот, труд, 30 километров в день одних пробежек, столько-то отжиманий, столько-то приседаний — и вот вам результат — чемпион мира и Олимпийских игр. Эту схему в фильмах о спортсменах затерли до дыр. Скукота! И мне, и Диме сценарий не понравился. Обсуждаем его в редакции, а Смекаев говорит: знаешь этот Яры-гин — настоящий Иванушка-дурачок из русской сказки. Родился в глухой деревне, даже не в деревне, а на заимке. А сегодня он — кум королю — ездит по Красноярску на черной «Волге» с номером 00-02, гаишники ему честь отдают. (Поясним: в тевремена все знали, что «Волга» с номером 00-01 возит «хозяина» области — первого секретаря обкома КПСС — должность равнозначная сегодняшнему губернатору). Значит второй человек после него в крае — Ярыгин.
Эврика! Это же классический голливудский сюжет о Золушке! Мне сразу стало ясно, как надо снимать. Надо планировать поездку на малую родину спортсмена, к его родителям, к братьям-сестрам, которых не мало не много — десять человек, к отцу, ведущему свой род от ярыг-плотогонов (сибирских бурлаков). Идея понравилась и Смекаеву и режиссеру Леониду Сурину — очень тонкому мастеру документального кино. Этот замысел во время съемок они воплотили с блеском, использовав по максимуму сибирскую экзотику. Вместе с отцом и братьями-богатырями Иван парится в деревенской баньке, потом они ныряют в снег и снова парятся. Мать выносит сыну трехлитровую банку парного молока, и Иван выпивает ее до дна, как будто это не банка, а стаканчик. А вместо тренировок олимпийский чемпион рубит дрова. Нарубил такую гору, что из-за поленницы уже и его самого не видно, только поленья продолжают лететь в кадр. Тут и охота, и застолье с сибирскими пельменями. А какие синхронные интервью удалось записать! «Мне один корреспондент говорит, — рассказывает мать, — за такую медаль (кивает в сторону висящей на стенке олимпийской медали), голову не жаль положить. А я ему отвечаю: медаль-то она на стенке висит, а голова — всегда нужна!» Говоря о своих детях, она оценивает заслуги своего знаменитого на весь мир сына так: «Ну Ваня-то у нас чо — не доучился. А вот дочка-то у меня выучилась — учителкой стала».
Московский чиновник — автор бездарного и, в общем-то, отброшенного за ненадобностью сценария — на монтаж фильма даже не приехал. Текст пришлось писать мне. Зато он поехал представлять фильм в Италию, в Сан-Венсан на Международный кинофестиваль спортивных фильмов, где было представлено 88 лент со всех концов мира. Позднее он рассказывал, с каким восторгом и зрители, и жюри принимали фильм, под какими аршинными заголовками о нем писала пресса. В итоге картина получила в награду «Серебряный тур» МКФ. Запомнилась история с еще одной замечательной работой студии. Звонит в редакцию Дмитрий Васильевич: «У нас тут ЧП. У нас тут паводок, в результате которого в теле плотины Саяно-Шушенской ГЭС образовался проран. Меня начальство берет с собой. Спецрейс вылетает завтра утром. Разрешите съемку, может получиться классный материал. И вышлите сегодня мне 5 коробок пленки (1500 метров)». Я быстро пишу приказ о запуске спецвыпуска (без этого пленку не выдадут), иду за подписью к директору Юрию Викторовичу Маякову, человеку в общем-то хорошему, но из поколения на всю жизнь напуганного сталинскими репрессиями. И получаю запрет на съемку. Сегодняшним молодым журналистам даже трудно понять причину отказа, поэтому объясняю: в те времена в нашей стране «не было» ни наводнений, ни землетрясений, ни пожаров, ни других стихийных бедствий, ни тем более, технологических катастроф. В реальности они, конечно, были, но отражать их в СМИ запрещалось. Ни власть, ни народ волновать не рекомендовалось. Пресса как в известной песне должна была повторять: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!» Ну а как сказал один из американских телемагнатов, если события нет на экране, значит, его нет вообще. Система замалчивания работала безотказно. Сейчас мы впали в другую крайность — журналистика превратилась в филиал МЧС. Любое даже малозначительное происшествие раздуваем как мыльный пузырь...
Но вернемся к событиям того дня. Сижу в редакции, думаю, как убедить директора и тут вспоминаю, что попадался мне на глаза приказ Госкино о том, что определенный процент материалов можно снимать не для показа на экране, а как бы сказали литераторы, «в стол», то есть как хронику. Спасибо тому неизвестному чиновнику, кто придумал эту лазейку! Снова иду к директору, наседаю на него со всей энергией, показываю заветный приказ Госкино, убеждаю, что в случае благополучного исхода у нас получится материал о героях Саяно-Шушенской ГЭС. И, о счастье, он дает добро. Но уже конец рабочего дня. Едва успеваю получить пленку, сама везу ее в аэропорт, уговариваю экипаж улетающего в Красноярск самолета — пере-дать ее нашему корреспонденту, звоню Смекаеву, чтобы он встречал рейс.
Так началась работа над одним из лучших спецвыпусков студии под названием «Стойкость».
Водопад, безумствующий в проране. Бригада строителей-добровольцев, несущих под потоками воды мешки с цементом, чтобы закрыть пробоину. Поначалу тяжелые мешки вода сносит как щепки. Но рабочие идут один за другим нескончаемой цепочкой. Много часов длится эта битва. Одна бригада спасателей сменяет другую. И только Дмитрия Васильевича сменить некому. День и ночь под потоками ледяной воды, прикрывая камеру плащом, падающий от усталости, мокрый с головы до пят, оператор продолжает снимать. И вот она — победа. Поток воды укрощен. Плотина, которая была под угрозой разрушения, спасена, а с ней и прибрежные деревни, которые бы неминуемо затопило. Эта победа строителей была и нашей победой.
Помню, когда черновой материал принимали на студии, Смекаева еще и поругивали: и деталей-де не хватает, и того-то не доснял, и этого-то нет. А он виновато оправдывается, мол, камеру заливало, условия экстремальные...
За монтаж взялся большой мастер этого тонкого искусства Валерий Хоменко. Он смонтировал наиболее динамичные эпизоды под музыку Мусоргского «Ночь на Лысой горе» и Вагнера «Полет Валькирии». Причем сделал это так мастерски, что длина музыкальных фраз совпадала с длиной кинокадров, сливаясь в поразительный по своей цельности звуко-зрительный образ. А бригадир, которому из-за шума воды приходилось отдавать команды не словами, а жестами, воспринимался как дирижер, акцентируя наиболее яркие моменты схватки.
Картину не пришлось класть на полку: в ней было все, что воспевалось в те годы, да и сегодня не устарело, не утратило актуальности: самоотверженность людей, накал борьбы, победа на стихией. Студенты, которым эта лента показывается как образец монтажа, смотрят ее на едином дыхании. (Киножурнал «Восточная Сибирь». № 27. 1979).
В том же году в содружестве с Хоменко Смекаев снял еще один фестивальный спецвыпуск «На Таймыре рассказывают...» Обе эти работы получили диплом жюри и первую премию на «Всесоюзном смотре фильмов о Сибири и Дальнем Востоке». В содружестве с режиссером Валерием Хоменко Смекаев снял 6 фильмов.
Вот как Валерий вспоминает о нем. «Дима был крепкий, надежный оператор, усекал все «тонкости» кадра. Он особенно прославился на строительстве Красноярской ГЭС — так сказать, эпический певец ее. Был очень популярен в своем крае вообще. А уж на юге едва ли не «национальный герой».
...Шла весенняя пахота — мы туда погнали свой «газон», к механизаторам. Как дорогу к деревне отыскать? Когда добрались — тишина глухая и хоть глаз выколи на улице, Дима едва нашел избу, чуть ли не наугад, а достучались — что тут началось! Вспыхнул свет, загремели кастрюли и сковородки, разносолы — на скатерть белую... и начался далеко за полночь пир — с рекою самогонной! Ну а как же: Дима Смекаев приехал! Дмитрий Васильевич! С другом — кинорежиссером... По-царски нас принимали. Я «затхлый» горожанин и родом, и по натуре, вкусил сверх меры истинного сибирского хлебосольства, сельского гостеприимства. И был счастлив причащением к сибирячеству!
...Лето жаркое 1966-го. Фильм назывался «Легенда о живой воде». Тему «поднял», съемочно разработал Смекаев, в редакции сказал, что режиссерски тут все уже сделано, и я не был против, чтобы официально — в титрах — мы с ним оба значились режиссерами. Сценарий же по готовому написал Марк Сергеев. Мы мотались в зной по пыльным дорогам в хакасских степях — я сделал для себя открытие: как красивы! А еще древние курганы там, могильные камни кочевых племен (далеко от музейных дворцов и залов)» («Кинематографическая Атлантида»).
В 1969-м году они вместе снимали «Пятое лето Виталия Сургутского» — фильм по тем временам необычный и очень смелый. «Жаль только, что его жутко покорежила московская цензура» (цитата Хоменко). В 1979-м летали на мыс Челюскина, самую крайнюю точку Евразийского материка. На Таймыре караулили массовую миграцию оленей в период бескормицы. Ивсе удавалось. Вспоминает Валерий Хоменко: «Дмитрий Васильевич, такой представительный — сам седовласый бог кино — внушал людям со стороны, серьезным и деловым, поразительное почтение». Капитан ледокола вопреки всем запретам техники безопасности разрешил группе снимать проход ледокола со льда... Мы с камерой и штативом спустились на лед, отошли этак метров на 50 вперед, наискосок к корабельному носу, изготовились — и ледокол, роскошно круша лед под собой, прошел мимо метрах в десяти — ах, как гудело под нами, сотрясая грудную клетку! В пору перепугаться, того и гляди, треснет лед и разойдется полынья в нашу сторону! Но моряки-то знали: надежно. Великолепнейший кадр получился! Никто ничего подобного на студии, кроме Смекаева, никогда не снял».
Мне довелось познакомиться с Дмитрием Васильевичем, когда ему было уже под 50. Но первопроходческий дух в нем не угас. Помню, некого мне было отправить на БАМ. Обошла всех молодых операторов, которые годились ему в сыновья. У одного — радикулит, у другого язва, третий собирается в отпуск. А событие интересное — автопробег по всей трассе будущей магистрали. Смотрю, Смекаев какой-то невеселый ковыляет навстречу.
— Что с вами, болеете? — спрашиваю, а сама думаю, ну уж этого-то грешно отправлять. А он: — А что, работа какая-нибудь есть? — Есть, говорю. — Ну давай рассказывай!
И когда узнал, что можно почти месяц колесить по БАМу — и камаринскую сплясал, и благодарил, и радовался, как будто я вручила ему путевку на южный берег Крыма... И поехал, и привез отличный спецвыпуск. Правда, когда вернулся, из машины выйти сам не смог — радикулит схватил. Оказывается он его еще до отъезда мучил, но он тогда мне ничего не сказал, чтобы я не раздумала его отправлять.
И еще мне посчастливилось снимать в ним в Бодайбинском районе десятиминутку «Старатели» (к/ж № 32. 1988). Посчастливилось, потому что никогда, ни в одной поездке я не чувствовала себя так комфортно. Он не пытался отсидеться за чужой спиной, был настоящим джентльменом. Все организационные заботы, всю ответственность старался взвалить на се-бя. Сценарий мной заранее был написан и продуман, он вник в замысел и помогал обогащать его живыми яркими деталями. Во время синхронных интервью умел расковать, рассмешить героев, войти к ним в доверие. Мы понимали друг друга с полуслова. Он словно читал мои мысли. После этой поездки Дмитрий Васильевич, приезжая в Иркутск, обычно неожиданно заваливал ко мне в гости. Какие байки из своей операторской жизни рассказывал — жаль, что я тогда ничего не записывала.
Ушел он как-то незаметно. В 1993 году мы очень скромно отметили его семидесятилетие. Красноярский корпункт закрыли. Открыли, но ненадолго Красноярскую студию кинохроники, где он немного поработал. Документальное кино потихоньку умирало. Он ушел в кино-фотослужбу какого-то, как он говорил, «секретного объекта». Когда я его видела в последний раз в разгар перестройки, в нем не было уже того куража, что прежде. «Я теперь круглый сирота», — сказал он мне вроде как полушутя — всё потерял: ни студии, ни жены (жена — прекрасный, заботливый человек, опора и поддержка, к тому времени умерла).
В памяти всех, кто работал со Смекаевым, кого он когда-либо снимал, он остался веселым, лихим, беззаботным и в то же время беззаветно преданным своему операторскому призванию.
8 ноября 1998 года Дмитрию Васильевичу должно было исполниться 75 лет. Он немного не дожил до этого дня.
Фрагмент из книги Татьяны Зыряновой
"Мастера экранной публицистики Сибири"
Иркутск, 2009 год
На сайте Прибайкалье (http://pribaikal.ru)
публикуется с разрешения автора