Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Ленская деревня: Таюра и Новосёлова (Усть-Кутский район) (часть 2)

В 2007 году по заданию Архитектурно-этнографического музея «Тальцы» я вновь отправляюсь в дорогу. Тяготы и радости моего пути на сей раз разделяет жена, Лариса Аболина. На новом участке реки Лены наша задача остается прежней: обследовать ленские селения на предмет старинных построек в них. Они повсеместно, неумолимо исчезают. Эту, как говорят в кино, «уходящую натуру» нам и нужно успеть зафиксировать.

Таюра с воды

Двухэтажный амбар

Заброшенная усадьба

Взгляд на деревню с амбара

Строительство лодки-плоскодонки

Самый старый житель Таюры – Дмитрий Степанович Таюрский

Ворота

Баня на берегу реки Таюры

Двухэтажный амбар

Амбар в Таюре

Деревня Таюра

Деревня Новосёлова

Деревенский огород

Огород в Новосёловой. Перед грозой

В поисках уходящей натуры (от Усть-Кута до Петропавловска)

Вторая часть обширного очерка Юрия Петровича Лыхина о ленской деревне. Предыдущие части прицеплены ниже ...

Другую версию этого же сплава от Ларисы Аболиной см. здесь

 

 

Таюра и Новосёлова

Вчера уже под вечер доплыли до Таюры, находящейся в 85 километрах от Усть-Кута. Ранее большое село, а нынче деревня расположилась в месте впадения в Лену реки Таюры. Вытянувшись по правому берегу Таюры, деревня в центральной и нижней частях имеет уличную планировку с двухсторонней застройкой вдоль отступившей от реки дороги, а в верхней остается типичной однорядовой с ориентацией лицевых фасадов домов на реку.

Наиболее интересные дома в Таюре в подавляющем большинстве начала ХХ в. – под четырехскатной стропильной крышей, с большими окнами (по четыре-пять на лицевых фасадах), рублены в лапу. Среди них всего один пятистенок, остальные – избы. Самый старый дом, стоящий в центре деревни и рубленный в обло, имеет двухскатную крышу и три окна на лицевом фасаде. Построен он, по всей видимости, в последней трети XIX в. Несколько более поздних общественных зданий, поставленных в советское время, искусно сложены в косую лапу (одно из них, бывшее когда-то больницей, наполовину сгорело 3 августа этого года).

Амбары в Таюре двухэтажные – трех- и четырехкамерные. Одноэтажных амбаров, как утверждают старожилы, здесь не ставили.

Дома и амбары двух усадеб соединены вдоль улицы добротными двухстворчатыми воротами, калиткой и дощатыми заплотами с обеих сторон, покрытыми единой двухскатной крышей. В одной из усадеб верх заплота украшен вертикально установленными резными досками. Ворота и калитки набраны дощечками в «елочку» или в поставленные на угол квадраты. Все вместе это выглядит красиво и в то же время создает впечатление наглухо закрытой усадьбы-крепости.

Сегодня Таюра умирает. В ней всего 44 жителя, половина домов пустует. В деревне нет ни школы (была семилетка), ни больницы, ни магазина. Электричество от дизельной станции всего четыре часа в сутки, с 20 до 24 часов.

Самый старый житель в Таюре – Дмитрий Степанович Таюрский, 1930 года рождения. Всю свою жизнь он проработал на технике в МТС. В 17 лет, в 1947 г., сел за отцовский трактор – еще газогенераторный («на газочурке»). Топливом для такой техники служили не хвойные деревья, сосна или лиственница, а береза и осина («чтобы двигатель не засмолило»). Бревна привозили в село, ошкуривали, сушили, затем пилили и кололи на чурочки длиной в 5-6 сантиметров, которые потом сжигались в топке тракторного газогенератора. «В 1949 г. на ″НАТИк″ сел, он уже на керосине работал».

Дмитрия Степановича мы застали за выстрагиванием восьмиметровой сосновой доски, предназначавшейся для борта плоскодонки. Дно лодки сделано из еловых досок, шпангоуты и борта – из сосны. Хотя, как говорит Дмитрий Степанович, «ель лучше – она крепче стоит. Вишь (показывает на край соснового борта) здесь почернело, заболонь».

Лодку он строит в мастерской, под которую приспособлен старый дом, принадлежавший деду его жены, Глебу Таюрскому – зажиточному крестьянину. «У него даже кабак был», а жилой дом имел деревянную, но крашеную крышу.

Сегодня таюрцы живут своим хозяйством, рыбачат, собирают ягоду. «Особо тут не посидишь, шевелиться надо», – говорит молодой загорелый парень, расположившийся на лавочке над рекой Таюрой, и продолжает: «Нельзя ягоду пропустить. Есть ягода – есть бензин, есть бензин – есть рыба, есть рыба – есть деньги, есть деньги – есть всё!»

Ягоду здешние жители меняют на бензин на проходящих по Лене судах. А рыбу ловят по реке Таюре – ленка, тайменя, хариуса. В Лене остались, в основном, ельцы. На рыбалку уходят по Таюре на много километров. Для этого к заднему борту лодки пришивают еще одну доску, чтобы мотор оказался выше. Затем на достаточно глубоком месте мотор заводят, вращающийся винт поднимает волну, лодка садится на нее, приподнимается над речным дном еще выше и таким образом преодолеваются все мели и перекаты на реке. В результате, рыбоохрана на японских «Ямахах» догнать таюрца на слабосильном «Ветерке» не может.

Правда, даже если деньги есть, тратить их здесь особо негде. Ближайший магазин в 35 километрах, в Казарках.

Пока я обдумывал и записывал все это, подошло время обеда. Потом пришлось укрыться в палатке и переждать посыпавший с неба дождь. Наконец, около 15 часов двинулись в дальнейший путь.

В семи километрах от Таюры по левому берегу Лены стояла деревня Новосёлова. Сейчас от нее осталось семь беспорядочно разбросанных по террасе домов. Внизу, на галечнике, ржавеет два старых катера. В 150 метрах от крайнего домика выше по течению на той же террасе под сенью нескольких елей притулилось маленькое запущенное кладбище.

Из трех обжитых домов один, здание бывшей почты, принадлежит Марии Васильевне Антипиной, 47 лет. Саму ее мы не застали, она уехала в Усть-Кут за продуктами для себя и для работников, которых держит здесь для ухода за скотом. В ее хозяйстве шесть коров и 45 свиней. Под свинарник приспособлен каменный склад, оставшийся от почты. Свиней кормят комбикормом, привозимым из города. На зиму кто-нибудь из работников остается здесь присматривать за хозяйством.

Наш разговор прервал вид внезапно почерневшего неба. Под неотвратимо надвигающейся грозовой тучей мы побежали к лодке. Только успели надеть полиэтиленовые плащи и оттолкнуться от берега, как налетел ветер, поднявший частые беспорядочные волны, а вслед за ними зашумел приближающийся ливень. Однако гроза захватила нас только краем, тучу пронесло, вновь засияло солнце, и умытая природа вокруг нас повеселела.

Через несколько километров снова показались удобные для жилья ленские берега, заросшие густой травой. Здесь друг напротив друга располагались две деревни: по левому берегу – Пшенникова, по правому – Миронова. На месте последней стоит одинокий домик – рыбачье зимовье, обустроенное печкой из большой железной бочки. Здесь мы и останавливаемся на ночлег.