История, этнография, архитектура переселенческих сел периода столыпинской реформы на примере села Кундуй Куйтунского района
Категория: Куйтунский район : История
Предыдущая статья | Следующая статья
История, этнография, архитектура переселенческих сел периода
столыпинской реформы: материалы научно-практической
конференции 3 июля 2008 г., пос. Залари Иркутской области.
Иркутск, 2011.
Участок Кундуй как типичный объект переселенческой политики в Сибирь (конец ХIХ - начало ХХ в.)*
Осмысление переселенческой истории России в современных условиях актуально как с теоретических, так и с практических позиций. Важно осознать пройденный предшествующими поколениями путь построения российской государственности, понять процесс расширения территории, духовного скрепления России. Сибирь для власти представляла особый регион. Отсюда понятно стремление заселить стратегически важные территории: притрактовые полосы, пограничные районы и т. п. При этом учитывался главный принцип — закрепить территорию с помощью крестьян-пахарей. Там, где пройдет плуг пахаря — значит эта территория русская. Крестьянин рассматривался как эффективный проводник политики и ментальности российского государства в Сибири. По мысли П.А. Столыпина, путем переселения крестьяне станут рельсами державного могущества России. С этой точки зрения представляется злободневным обратиться к истории образования переселенческих участков на территории Иркутской области конца ХIХ - начала ХХ в. на примере с. Кундуй. На этом, казалось бы, частном материале отчетливо прослеживается макроуровневая политика России по переселению в Сибирь, ее характерные черты и особенности, позволяющие нам составить широкую научную картину данного явления в отечественной истории.
История нашего сибирского села Кундуй неразрывно переплетена с историей России. Она берет свое начало в конце XIХ в. и связана с переселенческой политикой в Сибирь. Наши предки, российские крестьяне, были вовлечены в круговорот крупных событий, связанных с решением аграрного вопроса. В поисках свободных земель, лучшей доли они и решались на переселение в далекий, неведомый край. В Сибири они рассчитывали избавиться от кабального помещичьего землевладения и найти свободные пригодные для обработки и пропитания своих семей земли.
Первые переселенцы Кундуя, прежде жившие в Орловской, Черниговской губерниях, имели в центральной России небольшие наделы. На душу мужского пола в этих губерниях приходилось в среднем от 2 до 5 десятин земли, в Полтавской губернии еще меньше, от 1,6 до 4 десятин. Многие крестьяне арендовали землю у помещиков. Аренда стоила от 11 до 15 р. за десятину, деньги по тем временам для крестьян немалые (1). С ростом населения наделы дробились и уменьшались. Даже официальные опросы, проводимые властями центральных губерний России в конце XIХ в., указывали на причины бедственного положения крестьян. Опрашиваемые люди сообщали: «Тяжко от безземелья, жить не причем, земли мало стало, кола вырубить негде, утеснение скотине» (2). Чтобы снять политическое напряжение, власти информировали крестьян Европейской России о наличии больших территорий свободных земель в Сибири. Среди крестьян постоянно заходили разговоры о неведомой богатой сибирской стороне. Все чаще звучало мнение: нужно идти за людьми в Сибирь, чтобы работать на себя (3).
С конца XIХ в. для крестьян-переселенцев начинают издаваться популярные памятные книжки и брошюры. В них говорилось, что в Сибири организованные переселенцы могут получить земельный надел до 15десятин на душу мужского пола. Они на первые 5 лет будут освобождены от уплаты оброчной государственной подати, а в следующие 5 лет— платить ее в половинном размере. Переселенцы освобождались и от воинской повинности сроком до 4 лет. Такие условия вполне устраивали крестьян. В Сибирь потянулись «неорганизованные» переселенцы из центральных губерний России.
В 1896 г. в России было создано Переселенческое управление, сначала при МВД, затем при Главном управлении землеустройства и земледелия. На него возлагалась вся организация переселения крестьян в Сибирь. В Иркутской губернии были образованы соответственно переселенческие пункты, которые принимали прибывших переселенцев и направляли их к местам водворения. Вопросами переселения на наш участок Кундуй ведал заведующий Куйтунским подрайоном, подчинявшийся губернскому Переселенческому управлению в Иркутске.
Строительство сибирской железной дороги существенно увеличивало приток переселенцев. Активнее развернулся процесс изыскания и образования новых переселенческих участков. Переселенческое управление создавало специальные партии, производившие межевание заселенных, а также свободных земель для образования новых участков. Материалы обследования этих изыскательских партий публиковались в виде специальных отчетов. В одном из таких документов мы встречаем первые данные об образовании нашего села. Он назывался «Отчет о работе по образованию из казенных земель переселенческих и запасных участков. Обследование не заселенных лесных пространств в Иркутской губернии за 1896 год». Документ был составлен по итогам работы Иркутской особой партии по образованию участков вдоль линии Сибирской железной дороги и издан в Иркутске в 1897 г. В нем сказано, что специальная изыскательская партия была сформирована весной 1896 г., прибыла в Куйтунскую волость и работала здесь до глубокой осени. Она осуществляла обход и межевание земель, проектировала новые участки. В приложении к отчету партии представлен список участков, образованных в Нижнеудинском округе в 1896 г. В Куйтунской волости под № 28 значился участок Кундуйский по речке Или, выше казачьих станиц. Удобной земли под участок было отведено 4 000,15 десятины, неудобной — 17 десятин. Всего — 4 017,15 десятины на 258 душ мужского пола из расчета по 15 десятин на каждого мужчину, из них 147 десятин оставалось в запас под рост населения (4).
Расстояние от Кундуя до волостного центра (с. Куйтун) составляло 18 верст. До уездного города Нижнеудинска было 174, а до Иркутска — 318 верст. Эти данные впервые были опубликованы в «Памятной книжке Иркутской губернии за 1901 г.» (5). Кундуй соседствовал с такими же вновь образованными участками, это Каразей, Амур, Таган, Чеботариха.
Земли участка Кундуй были расположены на территории Куйтунской лесостепи. Здесь были хорошие черноземы. Это позволяло рассчитывать на добротные урожаи зерновых и трав (6). Вдоль речки Или, ближе к Саянским горам, было больше болотистых почв. В этих местах было много так называемых неудобий, где в основном были кочки, росли ива, осока.
Во время изыскательской работы землеустроительной партии приходилось именовать новые участки. В этом принимали участие старожилы, сами землеустроители, чиновники переселенческого комитета. Усердствовали кто во что горазд. Часть названий отражала местоположение участка, какие-то его достопримечательности. Так появились на территории Куйтунского района деревни Широкие Кочки, Ключи. Литературные пристрастия чиновников отразились в появлении участка Лермонтовский. Немало названий населенных пунктов нашего района берут свои истоки в бурятском языке, например, Куйтун (приподнятое, равнинное место), Мингатуй (место изготовления серебряных украшений) (7).
Название нашего участка Кундуй (по-бурятски Хунды) означает «пустой, полый, провал, пропасть» (8). Ему созвучен и монгольский вариант Хондий, что означает «речная долина, впадина, лощина». Встречаются монгольские и бурятские названия речных долин, впадин — Хондий или Хумди. Эти названия по-русски обычно произносятся и пишутся как Кондуй. Со временем стали говорить — Кундуй (9). Первые старожилы подсказали это название землеустроителям. Местность здесь вполне соответствует названию. Значит, к бурятам — скотоводам, кочевавшим и пасшим здесь свои стада с незапамятных времен, восходит название нашего участка. Это название и вошло в официальные документы. Наличие древних стоянок человека подтверждается и археологическими находками на территории нашего района (10).
В Сибирь направлялись переселенцы из более 50 губерний Европейской России. Они шли на свободные земли от российских нищенских наделов, от общинных порядков, продиктованных катастрофическим малоземельем, от чересполосицы, постоянных переделов земли, принудительных севооборотов. Покидали родные места в разное время, но основной расчет строился на том, чтобы использовать теплое время и по возможности в первый год обзавестись хозяйством. Это получалось не всегда. Многие переселенцы находились в пути по году и более, останавливались на заработки, просили подаяние. Часто не хватало проездных денег. Проезд в Сибирь и обратно стоил 50-60 р. По рассказам старожилов села мы знаем, что некоторые семьи переселенцев теряли в пути детей, стариков, не перенесших тягот и лишений переезда. Их хоронили наспех, где-нибудь у дороги, не по-христиански. Грешно и тяжко было их родичам. Не ценилась властями крестьянская душа. Мест водворения достигали самые сильные и стойкие. Так закладывался особый, устойчивый генофонд сибирских крестьян, который передался и нам.
Обычно в Сибирь передвигались крупными партиями, от 40 до 100 семей — выходцев из одной губернии или уезда. Так добирались переселенцы и до нашего участка. Здесь селились по такому же принципу. Об этом нам говорят сохранившиеся в обыденном обращении названия улиц села. В самом начале участка, если двигаться по нему с запада на восток, компактно селились выходцы из Харьковской, Черниговской, Полтавской губерний — из Украины. Эта часть участка получила у сельчан название «хохловка». Здесь жили славные песенники, гармонисты. Крестьяне из Малороссии носили красиво вышитые национальные одежды. В их разговорной речи перемешивались украинские и русские слова. Люди в основном были доброжелательные и приветливые. Не случайно здесь проходили народные гуляния и вечёрки молодежи села. В центре участка дружно обустраивались выходцы из Орловской губернии, из д. Лобки. Эта часть участка называлась «лобковка». В конце участка располагались бывшие односельчане из д. Бобровки (Орловской губернии). Она получила название «бобровка». Ныне эти названия все реже можно услышать в разговорной речи, а молодежь, к сожалению, почти не знает их.
Первая большая партия переселенцев, прибывших в Кундуй в 1899 г., насчитывала 26 семей. Среди них были братья Ефим, Яков, Афанасий, Дмитрий, Макар Федотовы, Вавил и Филипп Петрушины, Григорий, Михаил, Павел Барновы, Петр и Евстафий Блиновы, Иван Кузин, Николай Карасев и их семьи. В 1900 г. прибыло 13 семей. Приехали Иван, Андрей, Ермолай, Трофим Юшкины, Егор Потапов, Федор Грибов и др. 18 семей приехали в 1901 г. В их числе были Филипп Черняков, Иван Потемин, Иван Яковенко, Сергей Кузенков и др. В 1902 г. прибыла еще одна большая партия из 26 семей. Среди них Петр и Григорий Кабановы, Павел и Иван Рябиковы, Евстафий и Василий Шевелевы, Тихон и Егор Кулешовы, Федор Молоцило и др. (11).
На начало ХХ в. на участок было водворено 204 человека, 106 лиц мужского и 98 женского пола. Основная тяжесть по обустройству легла на наиболее трудоспособных мужчин — в возрасте от 18 до 60 лет. Их насчитывалось 51 человек (12).
Прибывших переселенцев ждали новые испытания: жилищная неустроенность, тяжелый труд по освоению и окультуриванию целинных земель. Русский писатель М. Горький точно заметил, что земледельцы называли такой тяжкий труд словом «страда» — от «страдать». Первое время людям приходилось жить в землянках, зимовьях, балаганах, в условиях большой скученности, антисанитарии. Предоставляемая на обустройство ссуда в 100 р. выплачивалась с большой задержкой и нерегулярно. Судя по архивным данным и отчетам, большинство переселенцев получили ссуду. Однако 32 хозяина из 107 ее не получили. Шесть домохозяев взяли ссуду более 100 р. Самая большая ссуда — по 150 р. — числилась за Семеном Коншиным, Григорием Гусевым, Филиппом Черняковым (13). На эти деньги крестьяне покупали в первую очередь лошадь (она стоила от 40 до 70 р.), приобретали сельхозинвентарь. Как правило, ссуды на обустройство не хватало. В поисках заработка нанимались батрачить у зажиточных крестьян и казаков Ан-Станицы. Условия найма в ту пору были общеизвестны. По воспоминаниям старожилов, работник за все лето до Покрова дня (14 октября) получал четверть урожая с десятины с любого края обрабатываемого им поля. Как правило, хозяева рассчитывались пшеницей или рожью, реже — деньгами. Добропорядочный хозяин предоставлял работнику питание и даже рабочую одежду, сельхозинвентарь, но и работать требовал от зари до зари. Чтобы заработать на лошадь, в работниках нужно было трудиться примерно год. Так, в 1920-х гг., когда возобновилось батрачество, поденная оплата у станичных казаков составляла 20 к. В период осенней жатвы можно было заработать 4-5 рублей серебром (14). На эти деньги можно было купить теленка, овцу или поросенка. Вроде бы неплохо. Однако эту сторону жизни не стоит идеализировать. Рассказы старожилов и архивные данные говорят о случаях так называемого варнацкого расчета (убийство батраков по окончании сезона сельскохозяйственных работ) в нашей округе.
Прибывшие в Кундуй переселенцы после революции 1905-1907 гг., как правило, нанимались в работники к своим достаточно обжившимся односельчанам. Нужда и неустроенность толкали некоторых переселенцев к возвращению обратно, в Россию. Таких в Кундуе было примерно два десятка человек. Несколько человек вернулись в Россию, движимые непреодолимой тоской по родине.
Крестьяне нашего участка, как и все податное сословие, платили налоги (как мы отмечали, первые 5 лет по льготному тарифу). По данным имущественного обследования из графы «податные и мирские казенные сборы» мы узнаем размер платы. Например, в 1910 г. наибольшее количество налога платил Иван Юшкин — 25 р. 56 к. При этом он имел распашки 14 десятин земли. По 24 р. податей платили Иван Ефимцев, Иван Артамонов, Иван Фетисов. Они имели по 9 десятин пахотной земли. Минимальный налог составлял 2-4 р. К примеру, такую плату вносили Иван Яковенко, Василий Шевелев, Василий Ворона. Они имели 2-3 десятины распашки. Основная масса крестьян вносила за год налога от 6 до 15 р. Их наделы были от 3 до 8 десятин пахотной земли (15).
В период 1904-1906 гг. переселение было приостановлено. В Кундуй переселенцы не приезжали. Это объясняется усложнением политической обстановки в стране, Русско-японской войной и революцией 1905-1907 гг.
Исторические источники не донесли до нас фактов участия наших сельчан в революционных событиях 1905-1907 гг. Прибывшие крестьяне получили землю, льготы и не высказывали желания каких-то антиправительственных действий. Революционные события затронули лишь расположенное неподалеку старожильческое село Кимильтей, где сказывалось влияние революционно настроенных рабочих депо ст. Зима и ссыльных социал-демократов (16).
Широкое крестьянское движение в России в годы Первой русской революции заставило царизм пойти на реформирование деревни. Главная цель столыпинской аграрной реформы состояла в насаждении частного крестьянского землевладения в России. Начался процесс разрушения общины, создания хуторов и отрубов. Однако одной из особенностей реформы в Сибири было сохранение общины и ее укрепление в фискальных (финансовых) целях. Наибольшее значение приобрело переселение в Сибирь. Правительство поощряло этот процесс, требуя соблюдения одного условия: предварительной посылки ходоков (17). Ходокам предлагалось прибывать на места к апрелю, внимательно смотреть все самим, не верить старожилам, письмам. Одним из таких ходоков, прибывших на уже освоенный участок Кундуй, был И.Т. Ефимцев. Ознакомившись с жизнью и бытом сельчан, он вернулся в Россию и рассказал о далекой Сибири (18). В 1907 г. в Кундуй прибывает новая партия переселенцев из 17 семей (Гаврил и Трофим Подъячих, Григорий и Антон Гусевы, А. Коваль, Ф. Полехин, В. Ворона и др.). К 1910 г. формирование переселенческого участка было в основном завершено. Здесь обустроилось и проживало уже 107 домохозяев с семьями. Население участка составляло 586 человек. Мужчин до 18 лет было 140, от 18 до 60 лет—137 (самая трудоспособная часть). Только 9 человек были старше 60 лет. Женщин было 303 человека (19). На участке были исчерпаны запасы свободных земельных наделов. С этого времени сюда приселялись лишь отдельные семьи, в основном родственники живших здесь крестьян, с разрешения общества.
К этому времени уже наблюдалась незначительная социальная дифференциация крестьян. Большинство жителей имели 3-5 десятин распашки земли. У справных домохозяев было 8-10 десятин пашни. Например, Ефим Федотов, прибывший на участок в 1899 г., обрабатывал 8 десятин пашни, засевал только ржи 3 десятины. Его семья состояла из 7 человек. В их числе были 2 рабочих мужчины и 2 помогавшие им женщины. Семья жила в добротном пятистенном доме. Во владение Ефима Федотова также входили амбар, баня, хлев, гумно, рига, 4 телеги, плуг, 2 бороны, веялка, молотилка. В хозяйстве было 4 рабочих и 2 нерабочих лошади, 4 коровы, 12 овец, 3 свиньи (20). В деревне он считался зажиточным.
В годы Первой мировой войны (1914-1916) хозяйственное положение крестьян Кундуя ухудшилось. Насколько удалось выяснить из воспоминаний старожилов, более двух десятков мужчин были призваны на воинскую службу. В Государственном архиве Иркутской области есть фонд Куйтунского волостного правления, в котором хранятся наряды со списками и бумагами убитых и пропавших без вести воинов из Куйтунской волости (21). В них мы также можем встретить фамилии наших сельчан.
К 1917 г. на участке Кундуй (в документах он именовался Кундуй-ский) насчитывалось 118 дворов, 327 душ мужского и 335 женского пола. Всего здесь проживало 662 человека. Некогда запасной участок превратился в небольшую застроенную новыми избами деревню переселенцев из центральных губерний России.
В XIХ в. земля в Сибири принадлежала государству. Ее нельзя было купить и продать, фактически она находилась в пользовании крестьян. Казна взимала с крестьян денежную ренту. Земля передавалась по наследству, от отца к сыну, называлась по имени деда или прадеда. Так было и в нашей деревне. Обычно говорили: «Шевелева заимка», «Вавилова пашня» и т. д. Крестьянин чувствовал себя хозяином своей земли, а за это и любил ее. В непрестанной борьбе с сибирской природой он сроднился с ней. Формировался новый тип земледельца, несколько отличный от российского крестьянина. Это был свободный и свободолюбивый, более уверенный в своих силах и в своем будущем человек.
Крестьяне жили среди казенных земель и пользовались ими по мере своих сил. Немного видоизменялись формы фактического владения по мере роста населения. Рассказывают, что всюду имела место захватная форма землепользования. Это касалось обустройства заимок. Сколько занял земли, отметив границы участка, все твое. Некоторые заимки были по 10, 20, 50 десятин. Ничто не мешало другому крестьянину захватить столько же, кроме недостатка сил в семье. Это наблюдалось среди переселенцев первой волны до 1906 г. Последующие уже стали испытывать земельные трудности. Они все больше разрабатывали неудобья, корчевали кустарник.
Так на смену захватной форме землепользования пришла вольная колонизация. Каждый имел право только на ту землю, в которую он вкладывал свой труд, и лишь до тех пор, пока он на ней трудился. Бросил землю в залежь — ее мог захватить другой.
Когда крестьянское население возросло и были образованы соседние участки Таган, Каразей, Чеботариха, а плодородных земель стало не хватать, тогда стали переходить к общинному владению землей. Но особенностью сибирской общины было то, что чаще всего под общинный передел попадали сенокосы, почти никогда не было переделов пашни.
В отличие от сенокосов, пастбищные угодья находились в совместном пользовании крестьян. Скот пасли в «поскотине», огораживаемом жердями выпасе. Размеры городьбы для каждого крестьянина устанавливались общинным сходом. Лес находился в вольном пользовании в пределах волости.
Низшим звеном системы управления крестьянством служили сельские и волостные административные общины. В них преобладали административно-фискальные функции. Волостная администрация располагалась в с. Куйтун и состояла из волостного старшины, волостных заседателей и волостных судей. Волостное село Куйтун в дореволюционный период насчитывало около 2 тыс. жителей. В центре него возвышалась большая каменная Ильинская церковь, в ней вели церковную службу настоятель и псаломщик. Она была похожа на церковь в с. Тельма (Куйтунскую Ильинскую церковь закрыли в 1935 г., окончательно разрушили в 1946 г.). В Куйтуне располагались железнодорожная станция, телеграф, трактир, просторный каменный дом купца Зицермана, в котором в 1891 г. обедал будущий царь Николай Романов, а также проездом на Дальний Восток и Сахалин в 1890 г. останавливался русский писатель А.Чехов.
Заведующий Куйтунским подрайоном Нижнеудинского уезда проживал в другом крупном селе — Кимильтей. Здесь же размещался крестьянский начальник 3-го участка.
Сельскую администрацию деревни составляли избираемый обществом староста, сборщик податей и десятские. Полновластными хозяевами в волости являлись волостной старшина и писарь. Волостное правление занималось раскладкой и взысканием податей и повинностей, выдачей крестьянам паспортов, объявляло и приводило в исполнение решения волостного суда. На сельском сходе Кундуя рассматривались вопросы, затрагивающие жизненные интересы крестьян.
Хозяйственнаядеятельность. Переселявшиеся в Сибирь крестьяне приносили с собой навыки и традиции работы с орудиями труда и привычные приемы обработки земли. В Сибири прибывшие из России крестьяне в зависимости от хозяйственного положения сами определяли, какую землю пахать, какую оставить в залежь, какие культуры сеять. Старались не сеять «хлеб на хлеб». Регулярно проводили паровую обработку, а затем, после нескольких лет посева и паровой обработки, землю оставляли под залежь отдыхать, для восстановления плодородия. Изменения в системе полеводства были связаны с совершенствованием орудий обработки почвы.
По данным имущественного обследования, в первое десятилетие заселения в 68 хозяйствах Кундуя из 107 имелись плуги. В 10 хозяйствах почву обрабатывали сабанами, или сохами-колесухами (22). Только в 11 бедняцких хозяйствах продолжали пользоваться архаичной сохой-рогалюхой. Эти орудия земледелия крестьяне приобретали на государственных сельскохозяйственных складах. Ближайший такой снабженческий пункт располагался примерно в 25 верстах, в большом старожильческом селе Кимильтей. Сабан стоил в ту пору 7-10 р., борона — 75 к. Эти орудия труда раскупались в первую очередь. В нашей деревне имелось по две бороны у каждого хозяина.
Чтобы земля родила, надо было за ней прилежно ухаживать, хорошо удобрять. Наши предки старательно обрабатывали землю. Как правило, проводилась двукратная вспашка надела с бороньбой (двоение пара). В летнюю пору посевы тщательно пропалывались. Прополка хлебов в основном лежала на плечах женщин и подростков. Хлеб убирали чаще всего серпами. Овес косили косами. Затем вязали снопы и скирдовали их в небольшие полукопны. Хлеб постепенно дозревал в снопах. В октябре-ноябре убранный и созревший хлеб перевозили с заимок на гумна. Возницы выезжали, как правило, с рассветом и возили снопы до поздней ночи. Когда весь хлеб был вывезен домой, приступали к молотьбе. Для этого и предназначался ток (или гумно), открытый или крытый. Здесь обязательно устраивалась снопосушилка, отводилось место для мякины. В Кундуе для сушки снопов использовали риги. В них топили печи, а снопы складывали на специальные решетки для подсушки. До революции в деревне было 16 гумен и 18 риг. Как правило, ими пользовались сообща несколько хозяев, в складчину. Плата за пользование была небольшая.
Молотили хлеб преимущественно цепами. Веяли также вручную, лопатами на ветру. Для сортировки зерна использовали специальные сита, решета. Некоторые хозяева делали веялки сами, потом стали появляться заводские. Самодельные молотилки в народе называли «трещотки». Их покупали также на складах Переселенческого управления. Часто приобретали машины в складчину. Веялка стоила 30—40 р., молотилка — 160-250 р. (23). К 1910 г. в деревне было 9 веялок, 7 молотилок. Такие сельхозмашины были в хозяйствах П. Рябикова, С. Язынина, С. Кузенко-ва, П. Блинова, Ф. Петрушина и др.
Крестьяне сеяли в основном те же культуры, что и в Европейской России. Важнейшей продовольственной культурой была рожь. Ей отдавали предпочтение. Она была устойчива к заморозкам, засухе. Сеяли также пшеницу, овес, гречиху, горох, просо. Посевную начинали с 15 апреля и старались закончить до 20 мая. Считалось, что ранний хлеб за лето обязательно дозреет. Урожайность зерновых культур, кроме ржи, не отличалась стабильностью. Так называемая чистая урожайность, т. е. урожай за вычетом семян (нормы высева в Сибири колебались в среднем от 8 до 12 пудов на десятину), постепенно повышалась. Урожай ржи с десятины в лучшие годы достигал 60, а овса — 65 пудов (24).
Агрономическая помощь государства хозяйствам была явно недостаточной. Часто не хватало кондиционных семян, досаждали сорняки и насекомые, вредители полей. Основным удобрением был навоз. В наших краях навоз еще называли «назём». Его вывоз на поля был весьма трудоемким процессом. Назем вывозили по стаивании снегов в апреле-мае. Он считался самым полезным сочным удобрением. На плохой земле он держался 2 года, на глине 3-4 года. Хорошо удобренная десятина считалась при 300 возах (воз — 15 пудов). Такая пашня сохраняла силу лет на десять. Дальние поля заимок часто оставляли в залежь. И все же нередки были случаи неурожаев. Это становилось бедствием для крестьян. Так, например, в 1913 г. крестьяне Куйтунской волости обратились к правительству за помощью. Они указывали на свое бедственное положение ввиду гибели хлебов от заморозков. Помощь получили только зажиточные крестьяне, малоимущие остались ни с чем. По этому поводу газета социал-демократов «Правда» опубликовала в разделе «Крестьянская жизнь. Куйтунская волость» критическую заметку под названием «Бедняки могут и еще поголодать», в которой осуждалось равнодушие властей к пострадавшим хлеборобам (25).
Полученный урожай засыпали в лари или закрома в амбарах, предварительно подсушив зерно на русских печах. Затем часть зерна везли на помол на водяную мельницу, построенную у старого пруда. В 1920-х гг. зерно мололи на более мощной мельнице в с. Чеботариха, стоящей на речке Или (на этом месте ныне разлился новый пруд).
СКОТОВОДСТВО занимало важное место в жизнедеятельности крестьян Кундуя. Прибывшие поселенцы старались первым делом приобрести лошадь. Затем покупали и разводили коров, свиней, коз, овец. На первых порах, пока жители не обстроились, скот держали на подножном корму, без теплых стаек. Животные сильно страдали от холодов. Их продуктивность была низкой, повсеместно наблюдался падеж скота.
Культура, быт, семья сохраняли черты, которые были в прежней, «российской», жизни крестьян. Переселенцы строили свои дома вдоль речки Или. Первые две улицы повторяли ее контуры. Они были вытянуты примерно на две версты. Между улицами проходила главная дорога. Она была шириной в телегу — 1,5-2 сажени. По ней ездили на подводах, но в основном ходили пешком. Вся Россия тогда ходила пешком с котомками за плечами. Дома строились фасадами к дороге.
Если деревня — это сельский мир, то ячейками его были отдельные крестьянские хозяйства. Каждое хозяйство представляло собой сложный организм, живущий по своим законам. Оно начиналось с усадьбы. Крестьянская усадьба, как правило, имела прямоугольную форму. Она огораживалась изгородью из жердей (прясла), позднее городили заборы, их называли «заплоты». Рядом с домом располагался чистый двор. За домом иногда пристраивалась небольшая кузница. Здесь ковали лошадей, проводили мелкий слесарный ремонт.
Во время весенних и осенних работ крестьяне жили главным образом в зимовьях, маленьких избушках с печью по-черному и нарами. Здесь было скученно, нечисто, но молодежь не унывала, постоянно устраивались игрища у вечернего костра. Рядом с зимовьем обычно обустраивали открытые дворы для лошадей и выгородку около одной версты, где они паслись.
ОДЕВАЛИСЬ крестьяне Кундуя также, как и раньше в России. Женские рубахи шили из домотканого полотна. Цветастые платки приобретали в магазине. Шали вязали сами. В семьях побогаче приобретали модные в те времена плюшевые жакеты, нарядные сарафаны.
Мужская одежда состояла из рубахи и штанов, сшитых также из домотканины. Эта грубая одежда на первых порах, пока не обомнется, доставляла неудобство, саднила и натирала кожу. Рубахи подпоясывали поясом или ремнем. Штаны шили из холста. Верхнюю одежду изготовляли из домашнего сукна, шерстяной и полушерстяной сермяжной ткани.
ПРОДУКТЫ ПИТАНИЯ крестьянская семья в Кундуе в конце XIХ - начале ХХ в. производила в основном в своем хозяйстве. Неотъемлемой частью крестьянской пищи были молоко и молочнокислые продукты. Масло, главным образом в топленом виде, считалось принадлежностью праздничной пищи. В обычные дни употребляли растительное или конопляное масло и животный жир.
Бедность основной части крестьян, отдаленность Кундуя от Иркутска и уездного центра Нижнеудинска, непрочные связи с рынком вели к соединению сельского хозяйства с домашним промыслом, к сохранению натурального хозяйственного уклада. На рынке крестьяне продавали главным образом хлеб. Его возили на базар в волостное село Куйтун, в с. Уян, где сбывали скупщикам из Жигалово, которые, в свою очередь, везли его на продажу населению на реку Лену. Крестьяне редко ездили на рынок в уездный город Нижнеудинск. Большинство необходимых потребностей они удовлетворяли трудом своих семей, сами выделывали кожи и изготовляли повседневную рабочую одежду и обувь.
СЕМЬЯ, БЫТ И НРАВЫ с момента водворения на участок переселенца играли огромную роль. Взрослые женатые братья старались селиться вблизи отца. Родственникам вместе легче было обстроиться, сподручнее помогать друг другу. Раньше в деревне было много неразделенных больших семей, состоящих из трех поколений. В них сохранялись нравственные нормы жизни и поведения, выработанные веками. Но главным, определяющим фактором была даже не степень родства, а полнота вовлеченности в жизнь крестьянского двора — так, чтобы, как говорили крестьяне, «хлебать щи из одной миски». Средняя семья в деревне насчитывала примерно 6-8 человек. Главой семьи был чаще всего отец или дед. Когда домочадцы садились большой семьей за стол, во главе восседал отец. Он бережно нарезал хлеб ломтями, любовно прижав ковригу рукой к груди, и раздавал каждому свой кусок, строго следил за трапезой. К хлебу было благоговейное отношение. Во многих домах крестьян хлебные ковриги хранились в «святом углу», под иконами. Дорожили даже хлебными крошками, смахивая их после еды в рот. Не случайно крестьяне говорили: хлеб — всему голова. Будет хлеб — будет песня. Он давался тяжелым трудом, был главным продуктом пропитания и радости земледельца. Такое трепетное чувство было к хлебу насущному. Трапеза проходила тихо и сдержанно. Издавна считалось: как человек ест, так и работает. Говорят, будущего работника проверяли отношением к еде. Глава семьи руководил всеми хозяйственными работами, бюджетом. Он был блюстителем бытового уклада. Домочадцы должны были ему подчиняться. Обращение младших членов к старшим в семье, как правило, было уважительным. Родителей называли «мама», «папа», «папаша», «тятя». Старшую сестру обычно именовали «няня». Дедушка и бабушка считались непререкаемыми авторитетами. В семьях хорошо помнили и знали родственников. До сих пор в деревне о родственниках близких и особенно дальних говорят, что они «свои». Плохо, когда в деревне нет «своих». В таких случаях крестьяне грустно говорили: в деревне нет ни родных, ни своих. Раньше гордились родством с зажиточными семьями, бедных и нищих сородичей стыдились. Крестьянин был силен родней, ее помощью и поддержкой.
Крестьяне всегда усердно трудились, невзирая на жару или холод. В поле выезжали с рассветом. Работали до полуденной жары, затем делали небольшой перерыв. Как только спадал полуденный зной, работа возобновлялась и длилась часто до сумерек. Крестьяне любили говаривать: вздохни да охни, а свое — отбывай. Работа и мучит, и кормит, и учит. Многого захочешь — пораньше с постели вскочишь! Лишь зимой крестьяне позволяли себе отдых: чуть позднее встать, пораньше лечь спать. Леность и праздность осуждались. Люди говорили: где работно, там и густо, а в ленивом дому пусто. Труд стоял у земледельца на первом месте. По нему оценивался человек.
В таких непростых условиях протекала жизнь крестьян участка Кундуй в дореволюционный период. Подобным образом жили тысячи сел и деревень Сибири. Приехавшие из России переселенцы прижились в Сибири, полюбили этот суровый, но благодатный край. Здесь они избавились от беспросветной нужды, получили долгожданную землю, дававшую им прокорм, возможность жить, рожать и растить детей, продолжать свой род. Заселение, освоение и обустройство участка Кундуй происходило нелегко, но труд свободных людей давал моральное и материальное удовлетворение, с лихвой компенсировал тяготы и лишения на новом месте. У крестьян не принято было жаловаться на судьбу. Люди работали на себя. Как организуешь свое хозяйство, свой труд, так и будешь жить. Это было главным. Проблемы и неурядицы отходили на второй план. Такая картина откладывалась в сознании и психологии крестьян, так она передавалась потомкам. Во всяком случае, автор в беседах со старожилами не слышал особых упреков в отношении единоличной жизни. Это, видимо, создает у наших современников иллюзию идеальной картины жизни крестьян, хотя, как мы видим, это было совсем не так. В этом осмыслении прошлого важно расставить главные и второстепенные акценты понимания жизни крестьян в ту пору.
Власть особо не вмешивалась в естественный ход жизни крестьян. В деревне постепенно нарастала социальная дифференциация, однако общинная форма временно сглаживала противоречия. За два десятилетия до революции 1917 г. на месте целины и вековой тайги возникла новая деревня. Было построено свыше 100 домов и изб, возведены десятки хозяйственных построек, разведено около 300 лошадей, в каждом хозяйстве были корова, овцы, свиньи, другая живность. Крестьяне распахали, окультурили и засевали около 600 десятин пашни. Так могли сработать только свободные, заинтересованные люди.
В возникшей деревне сохранялись прежний российский уклад и мен-тальность. Жизнь и деятельность переселенцев на новом месте сформировала свой тип крестьянина, который стал называть себя сибиряком. Он сохранил хозяйственные навыки и культурный облик, заложенные на родине, в центральной России, приобрел новые черты, сформированные местными условиями.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ставровский Я.Ф., Алексеев В.В. Переселение в Сибирь. СПб., 1906. С. 18.
2. Любавский М.К. Историческая география в связи с колонизацией. СПб., 2000. С. 276.
3. Там же.
4. Отчет о работе по образованию из казенных земель переселенческих и запасных участков. Обследование не заселенных лесных пространств в Иркутской губернии за 1896 год. Иркутск, 1897.
5. Памятная книжка Иркутской губернии за 1901 г. Иркутск, 1901. С. 122-123.
6. География Иркутской области. Иркутск, 1968; Атлас Иркутской области. М.; Иркутск, 1962.
7. Мельхеев М.Н. Географические названия Восточной Сибири. Иркутск, 1969.
8. Черемисов К.М. Бурятско-русский словарь. М., 1973. С. 622.
9. Доржиев Д.Д. О топониме Кондуй // Бурятские антропонимы и топонимы. Улан-Удэ, 1981. С. 81.
10. Дзюбас С.А. К археологии Куйтунского района Иркутской области. Архив Службы по охране культурного наследия Иркутской области. 2003 г.
11. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.
12. Памятная книжка Иркутской губернии. Иркутск, 1901. С. 122-123.
13. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.
14. Архив лаборатории истории Сибири Иркутского государственного университета. Ф. 44. Оп. 1. Д. 11. Л. 57, 58.
15. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.
16. Дулов В.И. Крестьянство Восточной Сибири в годы Первой русской революции. Иркутск, 1956. С. 145, 168.
17. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма. Новосибирск, 1983. С. 227.
18. Архив лаборатории истории Сибири Иркутского государственного университета. Ф. 44. Оп. 1. Д. 3. Л. 84.
19. ГАИО. Ф. 171. Оп. 1. Д. 232. Л. 8-12.
20. Там же.
21. ГАИО. Ф. 203. Оп. 2. Д. 13.
22. Сабан, колесянка — сохи передковые (на колесах) под две лошади, с одним сошником и деревянным отвалом, с регулировкой глубины вспашки.
23. Общие сведения по сельскому хозяйству и неземледельческим промыслам Иркутской губернии в 1900 г. Иркутск, 1902.
24. Иркутская губерния (справочная книжка для ходоков и переселенцев)/сост. В. Посельский. Полтава, 1914. С. 27.
25. Правда: ежедневная рабочая газета. 1913. 26 марта (8 апр.).
* Статья подготовлена на основе книги автора «Земля кундуйская: исторический очерк». Иркутск, 2006.
Юрий Александрович ПЕТРУШИН,
доктор исторических наук, профессор Иркутского государственного университета
Порталу www.pribaikal.ru материалы предоставлены архитектурно-этнографическим музеем Тальцы