Байкальская Сибирь. Предисловие 21 века

Байкальская Сибирь. Предисловие 21 века. Альманах-исследование под редакцией М.Рожанского.

Михаил Рожанский о "Байкальской Сибири"

Альманах можно считать вторым томом книги «Байкальская Сибирь. Фрагменты со­циокультурной карты», вышедшей в Иркутске в 2002 году. Некоторые из статей возвраща­ют через пять лет в поселки, города, деревни, которым были посвящены материалы первого альманаха, большинство — переносят в другие пункты региона.

О проекте.

В централизованной стра­не все устроено так, что жизнь, как правило, больше связана с центром — районным, об­ластным, столичным, чем с соседним сооб­ществом, и человек лучше знает столицу, чем недальний поселок или город. Они часто и оказываются дальше, если не километрами измерять расстояние, а временем. Благодаря этому неуходящему историческому обстоя­тельству наш первый альманах нашел своих читателей. Дело не столько в любопытстве, сколько в жизненной необходимости сравни­вать свою жизнь с иной и в понимании того, что динамика цен на нефть, пресс-служба президента и даже сводки спецслужб — недо­статочные источники для познания того, что происходит в стране.

Проект, результаты которого представ­лены в альманахе, можно назвать и краеведе­нием, но необычным — социологическим. С обычным — лирическим или фактографичес­ким — наша работа совпадает по предмету, но резко отличается по задачам, подходу и стилистике. Интерес краеведа к «глубинке», где он живет, воспринимается обычно в ка­тегориях долга и подвижничества, поскольку норма совсем в другом — человеку, получаю­щему гуманитарное образование, средневеко­вая Европа или околокремлевские сплетни интереснее и, следовательно, ближе, чем мир собственного городка. Тот самый мир, кото­рый так привлекает антрополога из Абердина или историка из Окленда. Благодаря моделям гуманитарного образования — школьного и высшего, — доминирующим в нашей стране, а также общей ориентированности професси­ональной жизни на столицы — нужен ради­кальный поворот, чтобы увидеть возможность самореализации исследователя в изучении места, в котором живешь. Наш проект стре­мится к такому радикальному повороту. Ра­бота осуществляется не как некая миссия, а как реализация профессиональных задач, хотя очевидна и общественная цель — деколониза­ция социальных исследований, о которой речь чуть ниже.

Как и в первом альманахе, выдержан принцип: авторы пишут о местах, в которых живут или прожили не один год. Несколько статей, вошедших в альманах, подготовлены в результате экспедиций. Это — исключения. Исключения необходимы — путешествие тре­нирует наблюдательность, приучает задавать вопросы и задаваться вопросами. Отстранять­ся от привычного социального пространства и остранять    его гораздо труднее. Заметим,что это профессиональное требование к гу­манитарию независимо от специальности и профессии: к учителю, психологу, ученому, журналисту — способность к социальной саморефлексии, умение взглянуть на себя и мир, в котором живешь, со стороны. Проект, в результате которого родился альманах, позво­ляет участнику быть одновременно в местном сообществе и в исследовательской сети. Не­совпадение опытов, наблюдений, выводов как возможность заглянуть глубже, чем привык скользить взгляд, увидеть новое в обычном. Форма альманаха воплощает архитектуру этой индивидуально — коллективной работы, основа которой — авторские исследования, а необходимое условие продвижения автора —  коллективные лаборатории и семинары — сопоставление результатов, совместный поиск методов и подходов, обсуждение гипотез.

О названии.

Благодаря тому, что автор способен быть странником в локальном мире родного города, деревни, поселка, читатель путешествует в современном дне края, для которого мы выбрали имя — Байкальская Си­бирь. Авторы замысла не брали обязательств сложить пазлами статей карту какого-либо субъекта Федерации. Заглавие проекта и аль­манаха подчеркивает это — понятие Байкаль­ской Сибири используют биологи и археологи, а предметы их наук много старше любых ад­министративных границ. Социальная жизнь более, чем флора и фауна или чем неолит, зависит от властных предписаний, но далеко не сводится к ним. Наш предмет — местные сообщества, и авторы предпочитают сфокуси­ровать оптику и глубже всмотреться в жизнь людей поселков, городов, деревень, в которых есть возможность делать это неспешно.

Словосочетание «Байкальская Сибирь» —  стремление добиться конкретности от поч­ти метафизического понятия Сибирь. Шесть букв С-и-б-и-р-ь теряются в пространстве се­верной Азии, пытаясь на карте сшить вместе обширные низменности, плоскогорья и гор­ные страны. На административной карте это полтора или два десятка областей, республик, краев — смотря что считать Сибирью. Дело случайности, что все эти просторы не называ­ются, например, Тюменью, но то, что объеди­нены они одним топонимом, — дело истории, результат стремительности русского проник­новения. Поэтому только на юге территория Сибири строго очерчена — государственной границей России. Сибирь — северная часть Азии, куда вместе с пришедшими, прислан­ными или сосланными из-за Урала людьми и русским государством пришла европейская цивилизация. Стала доминирующей, но не стала органичной, до сих пор не укоренилась прочно. Мотивы утраты Сибири, мифы о за­рубежных планах отторжения Сибири, лишь изредка затихая, звучат — не только в кри­зисные годы, но даже в те, которые именуют периодами стабильности. Признаки незавер­шенности замыслов и случайности решений режут глаз на картах экономических, экологи­ческих, административных. Сибирская жизнь обрела вечно временный характер: настоящее либо в прошлом, либо в неизвестном буду­щем.

«В русской экспансии все было не­прочным и неопределенным. Подвиг пора­зителен,  но окружен  хрупкими звеньями», —  писал великий историк Фернан Бродель в очерке о том, как Московская Русь в семнад­цатом веке, решая свои проблемы, «изобрела Сибирь»¹.

Эта оценка применима и к резуль­татам   четырехвекового   освоения   северной Азии. Понятие Сибирь еще потому держится несколько веков и звучит гордо, несмотря на географическую несуразность, что своим эпи­ческим звучанием прикрывает, компенсирует необустроенность жизни и едва ли не оправ­дывает ее.

«Байкальская Сибирь» — стремле­ние уйти от пафоса к исследованию. Байкал — одно из главных природных обстоятельств существования     здесь     человека,     Сибирь —  включенность этого пространства, его на­стоящего и перспектив в российскую жизнь, в способы ее организации, в метаморфозы как последних веков, так и последних десятиле­тий. В двух словах присутствуют ландшафт и история. Встретившись в единой формуле, онифокусируют внимание на основной сибирс­кой и российской проблеме — возможности и способности наладить в этом пространстве социальную жизнь, не несущую печати вре­менности, фатальной неустроенности.

О временах.

Название первого альма­наха акцентировало стремление представить пространство (фрагменты карты). Более со­рока статей давали синхронистический срез социальной повседневности к календарному началу века — в тот период, когда в обществен­ных настроениях преобладали темы кризиса, утрат, неясности перспектив, хотя основные направления и противоречия постсоветских изменений уже обозначились.

Название второго альманаха (предис­ловие века) подчеркивает намерение понять, как это социокультурное пространство живет в нынешнем времени, точнее — временах. Раз­нобой исторических времен — один из самых острых сюжетов книги, который возникает и в отдельных статьях, и в альманахе в целом. Работа над проектом привела к необходимос­ти сделать два выпуска альманаха — слишком объемным оказался редакционный портфель. Мы выделили в отдельный том статьи, пос­вященные Иркутску и Улан-Удэ. Такое реше­ние привело к одному незапланированному эффекту. Панорама региона, оставшаяся без динамики двух региональных столиц, боль­ше располагает к «пессимизму разума», если пользоваться первой половиной знаменитой формулы Антонио Грамши. С точки зрения модернизации это неизбежные полутона в общей симфонии неуклонных изменений, но люди, живущие в глубинке и оцениваю­щие происходящее с точки зрения будущего для своих детей, своей собственной судьбы и судьбы родного места, склонны считать, что модернизация модернизацией, а в главном для них изменений не происходит — глубин­ка остается глубинкой. Стабилизация, т. е. утверждение новой системы, принимается не менее болезненно, чем воспринимался в девя­ностых годах системный кризис. В новой ста­бильности и даже в динамике развития старая российская география — местоположение обрекает на зависимость, на отставание или на исключенность из каких-либо перспектив — и соответственно новый цикл истории «страны, которая колонизуется»². Социальная колея для человека, группы, локального сообщества переплетается с образом исторической колеи для России. Но основания для второй поло­вины формулы Грамши — для «оптимизма воли» — в том же разнобое времен. У чело­века есть возможности действовать не только в том социальном времени, которое доми­нирует в месте его жизни. Приобщенность к информационному обществу, включенность в сетевые взаимодействия, выходящие за преде­лы локальной социальной среды, — ресурсы именно для такого действия. Свой проект мы рассматриваем как создание ресурса для участников исследования, а значит, и для мес­тных сообществ, в которые они включены и о которых пишут. Исследование обстоятельств —   необходимое условие преодоления зави­симости от обстоятельств. Исследования «с точки зрения» местного сообщества —  шаг в деколонизации, условие преодоления чувства «второсортности» — родимого пятна гипер­централизованной страны.

О методологии.

Социальные науки в нашей стране устроены так же централи­зованно, как экономика, политика, средства информации. Если не пытаться преодолевать оптические искажения, которые задаются данным обстоятельством, то утрачивается смысл научной деятельности.

С точки зрения социолога, статьи нашего альманаха представляют кейс-стади,дословно —  изучение случая, а по словарному опре­делению —  «исследование частного случая, относящегося к определенному классу фено­менов»³.

Авторы процитированной словарной статьи  замечают  также,  что  исследователи иногда вынуждены делать кейс-стади основ­ным методом, если не хватает ресурсов или трудно подступиться к объекту. Иначе говоря, приходится   довольствоваться   несколькими или даже одним случаем из-за невозможности исследовать многое.  Определение в полной мере  соответствует  практике  «количественных» социологов, признающих наукой лишь выводы, обеспеченные подсчетами, опросами большого количества людей и другими подоб­ными методами. Определение не противоре­чит и практике социологии «качественной», изучающей социальный «феномен» через включенное наблюдение, интервью, анализ текстов и другие методы «понимающего» социального знания. Мы опираемся прежде всего на эти методы, разработанные зарубеж­ными и отечественными социологами, но есть отличия в целях исследования.

В предисловии к первому альманаху было заявлено, что функции социальных ис­следований — в развитии социального зрения тех, кто исследует и тех, кто знакомится с результатами. Читателем может быть и уп­равленец, и ученый, но основной адресат со­циологического текста — читающий человек, у которого есть не только представления об обществе, в котором он живет, но и потреб­ность свои представления углублять, пере­сматривать, знакомиться с другим взглядом на повседневные обстоятельства и собственный социальный опыт. Если вдруг управленец или ученый такой потребности не испытывают, их можно не учитывать как потенциальных чи­тателей.

Работы «качественных» социологов, избравших стратегию кейс-стади, сочетают в себе две цели — представить интересный социальный феномен и внести нечто новое в социальную теорию на основе интерпретации этого феномена. Адресатом такого исследова­ния является в основном, если не исключи­тельно, профессиональное социологическое сообщество, и вполне закономерно, что «качес­твенная» социология работает на создание и закрепление социальной и культурной дистан­ции между теми, кто изучает, и теми, кого изу­чают. В этом смысле социология полностью сохраняет себя как наследница этнографии — науки гуманистической и колониальной. Неслучайно этнографическое любование со­четается часто с нежеланием автора, чтобы его статью или диссертацию прочли те, кого он так любовно описал. В статьях альманаха развитие социальной теории не присутствует как самоцель. Тексты сфокусированы на том, что происходит в конкретном месте в конк­ретный период времени, и поэтому наша ра­бота в большей степени может быть отнесена не к социологии (в узком смысле этого слова), а к социальной истории современности. Кейс-стади, таким образом, оказывается не только методом и даже не только стратегией, а само­достаточной целью отдельного исследования. Форма альманаха — также реализация методологии, поскольку встреча локальных миров, авторов, текстов порождает новые смыслы. Выводы, интерпретации, гипоте­зы, возникающие благодаря этому, — основа диалога читателей и авторов, перспектива соединить исследование с общественной дис­куссией. Одно без другого лишено смысла. 

Михаил Рожанский
Предисловие к изданию

¹. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв., т.З. - М:Прогресс, 1992, с.474.
². Ключевский В. О. Курс русской истории // Клю­чевский В. О. Соч. в 9-ти томах. Т. 1. М., 1987, с.50.
³. Аберкромби Н., Хилл С, Тернер Б. Социологический словарь. Пер. с англ. - М, «Экономика», 2004, с.185. 

Контакты центра независимых социальных исследований

664003, Иркутск-3, а\я 172
Тел.: (3952) 757974
E-mail: cnsio@angara.ru
Интернет: http://www.cnsio.irkutsk.ru