Великий чайный путь. Чай был известен в Китае почти 5000 лет. Долгое время считалось, что Китай является единственной родиной чайного куста и чайной культуры. В 1825 году заросли дикого чая были обнаружены в горных джунглях Северо-Восточной Индии (Ассаме), Бирмы, Вьетнама и Лаоса, а также на южных склонах Гималаев

Анонсы, новости

История Кяхты

Основание Кяхты 

Первые русские появляются в Забайкалье в 40-х гг. XVII века. Люди строят остроги на реках Уда и Селенга. В то время четко установленных границ между Китаем и Россией не было, тем не менее некоторая связь между странами уже была установлена: в 1619 году Иван Петлин, томский казак, преподнес царю Михаилу Федоровичу «Чертеж Китайского государства» и грамоту от императора династии Мин. В 1666 году в Пекин прибыл первый казенный торговый караван из России, принесший, несмотря на издержки, неплохую прибыль. Серьезная попытка установить дипломатические отношения между странами была предпринята в 1689 году, когда Ф.А. Головин по приказу Петра I отправился в Нерчинск на переговоры с китайскими послами. Те прибыли с несколькими  отрядами войск и артиллерией. Было проведено девять совещаний, но стороны не могли прийти к соглашению. Китайцы начали угрожать, что прибегнут к оружию, если русский посол не примет их условий. Ф.А. Головину пришлось согласиться. Так, в августе 1689 года был подписан Нерчинский договор, по которому восточная граница проходила по рекам Аргуни, Горбице и Яблоновому хребту. Также в договоре была решена судьба города Албазин, который с 1685 по 1687 годы подвергался жестоким нападениям китайских войск, но храбро оборонялся. «Защита Албазина является одной из ярких страниц в истории русского народа, как проявление с его стороны подлинного мужества и героизма в борьбе с противником, силы которого во много раз превосходили силы русских» [2]. По договору этот храбрый город должен был быть разрушен до основания. «Вместе с падением Албазина к Китаю отошло целиком все русское Приамурье. Это была большая потеря для России». [3]

В 1725 году новая российская дипломатическая миссия во главе с Саввой Лукичом Владиславичем-Рагузинским отправилась на переговоры с Китаем, дорога заняла почти десять. Рагузинский, бывший тайный агент послов России в Константинополе, действительный статский советник, был очень мудрым, рассудительным человеком и дальновидным дипломатом. Он тщательно готовился к встрече с китайскими послами, «решил на своем пути собрать дополнительные материалы, главным образом по границе и торговле, позволяющие ему с меньшими затруднениями вести переговоры и, в случае необоснованных требований со стороны китайских министров, противопоставить им веские мотивы для отклонения». [4] Переговоры тянулись около семи месяцев: в Пекине было проведено более 30 совещаний. Рагузинский, несмотря на убеждение многих русских дипломатов в несговорчивости китайцев, верил, что «правдивыми доказательствами и умелым дипломатическим тактом» можно успешно закончить переговоры. Но, поняв, что в Пекине это сделать не удастся, Рагузинский предложил перенести переговоры на русско-китайскую границу. Здесь Савве Владиславичу «пришлось действовать не только вескими убеждениями, но и деньгами и вооруженной силой» [5]. Трактат был заключен 20 августа 1727 года на реке Буре, отчего получил название Буринский. Так была определена южная граница, она шла от Кяхты до верховьев Енисея на запад и до речки Горбицы.

После обмена трактатами, Савва Рагузинский выбрал место для постройки форпоста на реке Кяхта (от бурятского слова хяг, обозначающего траву, злак пырей), строительство поручили капитану Княгинкину. За год были построены «32 избы для купцов, гостиный двор, с 24 лавками, амбары для склада товара». [6]  В 1727 г., в 4-х километрах от форпоста была построена Троицкая крепость. Сочетание имен основателя Саввы и названия крепости (она была заложена в троицин день) дало название новому городу – Троицкосавску. Место строительства и крепости, и форпоста было выбрано Рагузинским неслучайно. Он боялся  хитрости, коварства китайцев, которые могли отравить воду в реке, поэтому основатель искал реку, текущую не из Китая, а в Китай. Такой была лишь мелководная Кяхта. 

Первоначально поселили около ста семей при Кяхтинском форпосте, который превратился в торгово-купеческую слободу. Люди стали селиться в окрестностях Троицкой крепости, заложив основание нынешнему городу Кяхте. В 1740 году против слободы китайцы построили свое собственное место для торговли – Маймачен, что означало «Торговый городок».

Торговля 

В 1728 году был заключен еще один российско-китайский договор – Кяхтинский. Он состоял из 11 статей, устанавливающих границы империй и правила ведений приграничной торговли. Наиболее интересна четвертая статья, связанная с торговыми отношениями. В ней говорилось, что правительству России разрешено раз в три года отправлять торговый караван. Это форма продажи была доступна лишь «казенным» купцам, так как частные торговцы к участию в формировании каравана не допускались. «Кроме караванной торговли была допущена торговля в пограничных местах, в Цурухайтуйской слободе и в Кяхте. Купцы должны были ездить прямо туда, в противном случае их товар подвергался конфискации». [7] Кяхта стала местом меновой торговли русских и китайцев. Пограничный торг очень четко регламентировался. Например, в Кяхте не «ходила» валюта, товар менялся исключительно на товар. До 1854 года запрещался вывоз золота и серебра. Торговать мягкой рухлядью (так называли пушнину), самым «ходовым» товаром, было привилегией казенных караванов. Но частным купцам приходила на помощь контрабанда. Экипажи часто делались с двумя днами, потайными ящиками, чтобы вмещать туда золото, серебро, запрещенную к продаже частникам пушнину. Да и таможня, бывало, часто закрывала глаза на проделки купцов. Контрабанда существенно подрывала государственную монополию. Со временем правительство поняло, что оно не в состоянии противостоять набирающему силу частному торговому капиталу. Поэтому казенный караван 1755 года был последним. 

Чем же обменивались русские и китайцы? 

В первую очередь Россия экспортировала в Китай пушнину всевозможных видов. Особой популярностью у Китайцев пользовалась белка. Якутская, иркутская, баргузинская, нерчинская, обская, илетская, самая качественная и дорогая – телеутская. Ее продавали по 60-65 рублей за тысячу, когда в среднем за тысячу беличьих шкурок из других мест в среднем платили от 20 до 35 рублей. 

Также российские купцы отправляли в Китай илетских, ишимских, барабинских горностаев, который считались лучшими. Несмотря на то, что лучшие соболя шли в Центральную Россию, в Китае знали и очень ценили эту пушнину – витимских, олекминских, камчатских, тобольских, байкальских, ленских соболей. Значительную статью сбыта составляли лисицы: черные, чернобурые, бурые, сиводушки, белодушки, огневки (красные камчатские). Русские продавали белых и голубых песцов, мех которых китайцы считали самым теплым и использовали его не только для верхней одежды, но и изготавливали из него зимние подушки для сидения. «Но самыми дорогими и вместе с тем выгодными пушными товарам, которые сбывались в то время в Кяхте, были выдры и бобры». [8] Лучшими были, безусловно, черные бобры с рек Таз и Печора. 

Что странно, еще одним важным предметом российского сбыта были кошачьи шкурки. 

В 1792 году их вывоз составил «около 384 тысяч». [9]

«Мало кто сегодня даже с третьей попытки назовет второй по важности после пушнины российский экспортный товар XVII века. Что стоило в Санкт-Петербурге 37 рублей за пуд, а в Европе уже 160-290 рублей? И за частную торговлю чем с 1735 по 1782 год полагалась в России смертная казнь? Не поверите – ревень, вернее. Его высушенный корень, служивший в допенициллиновую эпоху довольно эффективным лекарством». [10] Российский ревень, который в Европе называли московским или императорским, благодаря своему высшему качеству затмил популярность ревеня из Голландии и Португалии. Но такое «высшее качество» достигалось в ущерб жителям собственной страны. Низкосортный ревень, остатки корня после отбора в Кяхте тут же сжигали, хотя все это можно было с успехом применять в российских госпиталях, аптеках. Спрос на ревень держался до 1840 года, после чего пошел на спад. 

Из Китая же в Россию отправляли всевозможные ткани: хлопчатобумажные (китайка), шелковые (креп, атлас, флер, фанза, камка, вощанка), бархат. В нашей стране также ценился китайский табак. 

Разумеется, мы не могли забыть о чае. В контексте кяхтинской торговли об этом напитке можно говорить практически бесконечно. Именно благодаря чайной лихорадке о небольшом городке на границе Китая и России узнал весь мир. 

Вначале чай присутствовал лишь на элитарных церемониях, но вскоре превратился в традицию гостеприимства в каждом доме. 

Великий чайный путь протягивался на 8840 верст. Путешествие чая начиналось с провинции Фучань, куда прибывал сухой сбор. От Ханькоу он перевозился по рекам, затем мулами доставлялся в монгольский Калган. Уже оттуда чай караванами приходил в Маймачен. В «торговом городке» составлялся Сравнительный расценок русских и китайских товаров, и жизнь в Кяхте закипала. 

В слободе существовали две уникальные, но популярные среди местного населения профессии: савошники и ширельщики. «Каждый чаехозяин имел в Кяхте собственную савошную и ширельную артели». [11] Савошники в здании Гостиного двора развьючивали верблюдов и взвешивали тары с чаем. Затем товар отправлялся в ширельни, которые представляли собой  деревянные казармы. Там чай зашивали в воловьи шкуры шерстью внутрь, чтобы защитить траву от влаги. Это и означает ширить. После ширки савошники принимали «запакованный» чай, взвешивали и опять отправляли в Гостиный двор дожидаться отправки в Иркутск. Савошники и ширельщики получали хорошие деньги за свою работу («средний заработок савошника составлял от 15 до 25 рублей в месяц, для сравнения лошадь стоила 3 рубля» [12] ). Но нередко им приходилось работать ночами без отдыха при свечном освещении.

Несмотря на плодотворную торговлю и тесные отношения, китайцы и русские были не прочь друг друга «облапошить». Так, каждый китаец имел весы трех видов: для взвешивания продаваемого, для покупаемого, одни – верные, для тех, кто не поддавался на обман. Вместо ветчины китайцы зачастую продавали кусок дерева, обтянутый кожей. В большие рулоны китайки также клали доски для веса, или на обозрение выставляли хорошие куски материи, а внутрь подсовывали никуда не годную ткань. Но русские купцы тоже были не промах. Они зачастую выдавали за белых песцов мангазейских зайцев, пришивали белым зайцам песцовые хвосты, зашивали в лапки пушных зверей, продаваемых на вес, свинец. 

Вот пример обыденной сделки: «Разговоры кяхтинских и маймаченских купцов начинались вопросами о здоровье:

-Како поживу, приятель? Хорошеньки? Како Клавдии? Верушки?

Затем китаец расскажет какую-нибудь историю и посплетничает. Потом перейдут к делам, и разговор примет характер спора:

-Тиби скупы еси!

-А тиби еси хочи шибко дорожаньки!

-Тиби уступай буду! Тиби приятель сердечна.

-Не хычу, не надо! Ходи прочь! Какой тиби еси приятель! Рази можно так дорожаньки!?

-А тиби какой цена постави еси?

-Моя ярава. Хычи тиби слова конча.

Ну и моя хычи конча.

Ударяют по рукам, дело сделано». [13]

Разговор велся на ломаном русском. Но почему именно на русском, а не на китайском? Это можно понять, узнав быт китайского торгового города Маймачен. Только что поселившийся там купец не имел права торговать год, который посвящался тщательному изучению русского языка. Это делалось для того, чтобы русским купцам не было нужды учить китайский. Ведь, овладев языком, они могли узнать тайны китайской торговли.

Маймачен представлял собой «правильный четырехугольник, обнесенный высокой деревянной стеной и прорезанный тремя параллельными улицами с севера на юг. Одни ворота выходили как раз к Кяхте, другие – в сторону Урги, как называли тогда Улан-Батор». [14] В городе жило исключительно мужское население, ведь в то время китаянкам запрещалось селиться за пределами Великой стены. «Будущие купцы попадали в Маймачен 12-14-летними мальчиками и, прослужив несколько лет, получали право каждые три-четыре года выезжать на родину, где обзаводились семьями». [15] Встречались китайцы, которые не видели свои семьи лет по десять. 

С развитием торговли, с ростом популярности чая росли и доходы кяхтинских купцов. Несмотря на то, что торговля из-за дипломатических придирок китайских чиновников прерывалась (на протяжении второй половины XVIII века перерывов было 8, они в общей сложности длились 15 лет и 7 месяцев), Кяхта стала единственным в мире поселением миллионеров! Жизнь кяхтинцев по-настоящему омрачили две вещи: прорытие Суэцкого канала в 1869 году и строительство Транссибирской железнодорожной магистрали в конце 90-х того же века. Доставлять товары стало гораздо легче и выгодней морским путем и железной дорогой, чем отправлять их через всю страну. Эти события серьезно подорвали торговое значение Кяхты.

Город и население

«Вначале в городе преобладали маленькие деревянные домики в три окна. В этих домиках ютились, обычно, бедняки; богатые люди имели большие дома. Крыши домов делались двускатными, и только с 60-х годов XVIII века их стали делать четырехскатными. Вместо стекла в окна вставлялась слюда. Вытеснение слюды стеклом произошло в конце XVIII века». [16] В городе преобладает свечное освещение, им пользуются купцы и состоятельные мещане. Бедные слои населения довольствовались светильниками. 

В 1774 году по ходатайству земской избы (орган городского управления, состоявший из старосты от купцов первой гильдии и альдермана от цеховых) была учреждена нотариальная контора. В том же году в Кяхте был открыт магистрат.  

«В зависимости от роста русско-китайской торговли увеличивалось население города. В 1768 году в нем насчитывалось 380 купцов (муж.душ) и 864 цеховых, а в 1774 году было 488 купцов и 864 цеховых». [17]

В первой половине XIX века в слободе строятся каменные здания. Но бревенчатые дома не сдают своих позиций. «Поздние постройки были обшиты тесом и окрашены в желтый цвет. Дома строились по типу старинных городов Сибири, в частности города Иркутска в два жилья: вверху горница, а внизу подклеть (подвальный этаж)». [18]

Строительство гостиного двора начинается в 1828 году, руководил процессом инженер-полковник Медведев. Строились Троицкосавские гостиные ряды, представлявшие собой четыре совершенно отдельные здания, тем не менее, образующие единый ансамбль. Гостиный двор в стиле русский ампир построен в 1842 году. 

Воскресенская церковь с хрустальными колоннами была построена в 1838 году итальянскими мастерами по проекту московского архитектора Григория Герасимова. Позже роспись в церкви поправлял декабрист Николай Бестужев. 

Успенскую церковь возвели в 1857 году.

Строится богатый дачный поселок Усть-Киран, куда состоятельные купцы и их семьи уезжают на лето. Например, на участке купца первой гильдии Алексея Михайловича Лушникова стояло четыре больших дома, скотный двор, сад, две купальни, качели, лодочная станция, конюшни с кровными рысаками. Для детей держали осликов, для которых были специальные экипажи. Жены купцов заказывали платья из Парижа. Дочь А.М. Лушникова брала уроки скульптуры у Родена.

Многие кяхтинцы могли себе позволить жить с размахом даже при том, что в расчете на одного жителя Кяхта платила в 150 раз больше налогов, чем в среднем по стране.

Но не все было так гладко в жизни населения слободы. 

Первым медицинским учреждением в Кяхте и вообще в Восточной Сибири стала ревенная аптека. Троицкосавская больница была основана лишь в 1820 году. Практически никакой профессиональной медицинской помощи до этого населению не оказывалось, поэтому зачастую жители обращались к знахарям и лекарям. Но даже после создания больницы положение не особо изменилось, ведь было всего тридцать пять коек, на 800 жителей Кяхты приходилось два врача, а на 10000 населения Троицкосавска всего один. 

Ситуация с водоснабжением также оставляла желать лучшего, со строительство водопровода все время затягивали. «Дело, конечно не в отсутствии средств, а в том, что городская дума не проявляла забот об охране общественного здоровья». [19] Безусловно, этот факт бросает тень на славу Кяхты. Но власти во все времена редко стремились проявлять заботу о населении, даже в столь богатых городах. 

В 1852 году в Кяхте было учреждено градоначальство, город перестает быть заштатным, его включают в список российских городов. 

В 1872 году  в Кяхте живет 5431 человек. 

Культура

Жизнь в Кяхте никак не могла ограничиваться исключительно торговлей и разговорами о богатых купцах, среди которых было очень много умных и образованных людей. Дом одного из них, Алексея Михайловича Лушникова, чье имя красной лентой проходит через все значимые события в Кяхте, стал местом пребывания интеллектуальной элиты того времени. Безусловно, желанными гостями были декабристы. В доме Лушниковых останавливались К.П. Торсон, И.И. Горбачевский, И.И. Пущин, С.П. Трубецкой и С.Г. Волконский. Особая дружба семью Лушниковых связывала с Николаем и Михаилом Бестужевыми. В 1839 году, уже после окончания срока каторжного заключения осужденных по первому разряду, к каким причислялись братья, они с другом К.П. Торсоном поселились в Селенгинске, что в 90 километрах от Кяхты. Николай Бестужев был хорошим художником и часто ездил в слободу рисовать портреты местных богачей. Декабрист получал неплохие деньги за работу, что было кстати, ведь хозяйство братьев не всегда было рентабельным. В Кяхте Николай Бестужев познакомился с Михаилом Михайловичем Лушниковым и нередко навещал его. Он учил маленького Алексея, сына главы дома, рисованию. Николай Александрович  участвовал в семейных вечерах, которые устраивали Лушниковы. А.А. Лушников, сын Алексея Михайловича, пишет в своих воспоминаниях: «Отец не раз рассказывал нам, как в один из летних кяхтинских вечеров, в какой-то семейный праздничный день во дворе, когда сошла жара, гости, среди которых было много молодежи, слушали чтение Николая Александровича; он читал в лицах сцены из «Ревизора» Гоголя. Отец мой не раз говорил нам: «Сколько буду жить на свете, никогда не забуду, как Николай Александрович читал. Это был врожденный артист: он был Осип, и Хлестаков, и городничий, и судья, и почтмейстер, и слесарша, и унтер-офицерская вдова». Гости благодарили дедушку и говорили, что если бы Н. Бестужев был артистом, то ему было бы первое место в Петербургском театре». [20]

Благодаря декабристам местные жители начали интересоваться политикой, общественными вопросами. Кяхтинцы получали журналы «Полярная звезда» и «Колокол». Через Кяхту из Иркутска шла корреспонденция для Герцена, а жители часто собирали и высылали Герцену деньги на издание «Колокола». 

Но еще задолго до появления декабристов в Кяхте думали об образовании и культуре города. Так, в 1811 году в Троицкосавске открывается приходское и уездное училище, в 1813 монголист А.И. Игумнов открыл частную русско-монгольскую школу, в ней сразу же появилось 9 учеников: пять бурят и четверо русских. В войсковой русско-монгольской школе 1833 года обучались дети русских и бурятских казаков. 

В 30-х годах в слободе существовал кружок интеллигенции, участники которого были увлечены литературой. Он состоял из учителей, врачей. Одним из активных членов кружка был учитель Троицкосавского уездного училища Д.П. Давыдов. Сибирякам он особенно известен по стихотворению «Думы беглеца на Байкале», опубликованного в 1858 году. Строчки  «Славное море, священный Байкал..» стали началом одной из самых любимых сибирских песен.

Рукописный журнал «Стрекоза» издавался и инспектором русско-монгольской школы Т.П. Паршиным и лекарем Кяхтинской таможни А.И. Орловым. С Александром Ивановичем был дружен Николай Бестужев, на прощание он даже сделал памятную надпись в альбоме Орлова: «…Мне всегда было грустно, когда я встречался только случайно с добрыми людьми. Теперь эта встреча для меня еще больнее. Когда судьба сводит меня с такими людьми, с которыми, полюбив их сердечно, я должен расстаться…». [21] А декабрист В.К. Кюхельбекер даже посвятил Орлову стихотворение. Его журнал «Стрекоза» просуществовал 20 номеров. 

В апреле 1862 года в Троицкосавске открылось женское училище первого разряда. Одно из первых в Сибири.  Впоследствии училище стало гимназией. Михаил Бестужев писал: «…Я отправился в женское училище, чтобы посмотреть, в каком положении находится начатое дело. Я нашел его выше моего ожидания. – Я не стану утверждать, что все было безупречно хорошо, этого не достигали и лучшие, много лет существующие учебные заведения, но по крайней мере я тут нашел молодых учителей с теплой любовью к своим обязанности, с ясным пониманием святости из призвания и стремлением по возможности его исполнить…Я отдал мою Лелю в эту гимназию…». [22]

В 1876 году открыто 6-то классное реальное училище, которое стало первым мужским средним учебным заведением в Забайкальской области. Алексей Михайлович Лушников был попечителем советов обоих этих учреждений. Он также способствовал открытию типографии в 1861 году. Через год в ней начали печатать газету «Кяхтинский листок», первый в Забайкалье печатный орган. Редактором был учитель П.С. Андруцкий. Газета выходила при поддержке М.А. Бестужева и И.Н. Горбачевского. Газета была посвящена изучению края, развитию торговли. Местные исследователи, такие как П.А. Кильберг из Седенгинска, М.А. Зензинов из Нерченска, выступали с краеведческими статьями. А.М. Лушников тоже писал заметки в «Кяхтинский листок», помогал М.А. Бестужеву, передавал его письма. Михаил Александрович писал о Лушникове: «…Не искусство наживать деньги мне нравилось в нем, в Сибири это не такая трудная вещь: мы видели виды, как многие из обозных молодцов сделались теперь миллионерами – мне нравится в нем стремление приобретать и умственный капитал, - это жажда познаний, твердое желание восполнить недостаточное воспитание». [23] Алексей Михайлович еще много что сделал для города: создал первую в Забайкалье картинную галерею, помог с открытием сиротского приюта, библиотеки, читальни. 

Общественная библиотека в Кяхте была открыта 13 декабря 1887 года. Открытие совпало с возвращением из Китая путешественника, исследователя Г.Н. Потанина. Ученый прочитал платную лекцию о своей поездке по Южному Китаю. Все сборы пошли в фонд библиотеки. А он первоначально насчитывал 1062 названия книг в 2540 томах. 

В 1890 году силами политических ссыльных И.И. Попова, Н.А. Чарушина, преподавателей В. Моллесона, Н.Н. Сарычева, Н.П. Левина был открыт Кяхтинский краеведческий музей. Эта инициативная группа выполняла всю работу в музее бесплатно, не было средств, штата, так как официально открытие разрешили только в 1894 году. Местные жители поддерживали музей и даже сами приносили экспонаты, характеризующие историю, быт, природу края.  

В 1773 году город посетил русский естествоиспытатель П.С. Паллас, в 1830  – изобретатель, востоковед П.Л. Шиллинг. Здесь он завершил работу над изобретением первого в мире электромагнитного телеграфного аппарата. А в 70-90-х годах XIX века в Кяхте бывали многие известные ученые, путешественники и исследователи Центральной Азии: Н. М. Пржевальский, чета Потаниных, П. К. Козлов, В. А. Обручев, американский путешественник Дж. Кеннан. А русский этнограф Дмитрий Александрович Клеменц оказал особое влияние на развитие науки в Кяхте. На собрании под председательством Клеменца была избрана комиссия из 6 лиц «для сношений с Хабаровском по делам будущего Троицкосавского-Кяхтинского отделения Русского Географического общества. Ходатайство было удовлетворено, и 13 июля 1894 года состоялось официальное открытие отделения». [24]

Г.Н. Осокин работал над этнографическими исследованиями населения Западного Забайкалья. Им были опубликованы работы «материалы по этнографии Забайкалья», «На границах Монголии». В.С Моллесон пополнял естественно-историческую коллекцию Кяхтинского краеведческого музея своими сборами, занимался изучением птиц. М.И. Моллесон коллекционировала насекомых, собирала гербарии. Ее именем названо несколько видов насекомых. Я.С. Смолев занимался этнографией, исследовал фольклор Забайкалья. Ученый собрал и издал бурятские сказки и легенды.

«Троицкосавско-Кяхтинское отделение Географического общества внесло значительный вклад в изучение Забайкалья и Северной Монголии. Силами членов отделения и сотрудников музея были совершены научно-исследовательские экспедиции и экскурсии, которые дали большое количество ценных материалов по географии, ботанике, зоологии, палеонтологии, археологии, антропологии и этнографии». [25]

В Кяхте продолжается издательская деятельность. 21 июля 1897 году в Троицкосавске стараниями краеведа, литератора, журналиста Ивана Васильевича Багашева начинает выходить еженедельная газета «Байкал». В газете печатаются экономические обзоры, материалы о кяхтинской торговле, о жизни края. Благодаря стараниям И.В. Багашева газета выходила почти 6 лет (1897-1900, 1903-1906), а сам он был ее редактором 3 года. Но отношения с кяхтинскими купцами у Багашева не сложились. Они сомневались в его компетенции при освещении торговых дел, не давали денег на издание, хотя обещали, не помогали своим влиянием в глазах правительства. И.В. Багашев очень обижался на них. Он писал Г.В.Юдину: «Крайне нуждаюсь в материальной помощи. Одинок. Кругом все новые люди. Жизнь, за которой не угнаться, а лучше подводить итоги прежней». С 1905-1906 год «Байкал» издавал И.А. Лушников, сын купца Алексея Михайловича. Газету закрыли за статьи против самодержавия.

Еще один интересный факт о культурной жизни Кяхты: всего спустя полтора года после изобретения кинематографа жители слободы уже смотрели кино. Публику привлекали сцены, экзотические для тех мест: улицы больших городов, приход поезда железной дороги.

Кяхта сегодня

 «Если история всегда права, то судьба нередко жестоко обходится со своими любимцами. Когда я был в Кяхте, город этот, поивший чаем всю Россию, давно забыл, как пахнет настоящий чай, и ничего, кроме испорченного грузинского, воняющего при заварке банными вениками, не видел в глаза». [26]

Что случилось же с мировой «чайной столицей»? Мы уже говорили о том, как Суэцкий канал и Транссибирская железная дорога плачевно повлияли на слободу. После Русско-японской войны в 1905 году гостиный двор в Кяхте практически опустел. Многие купцы перевели свой капитал в Москву или Петербург и вместе с семьями перебрались в российские столицы. «Точку в этой истории поставила советская власть. Городок во время революции переходил из рук в руки: тут были и китайские войска, и свой Совет большевиков, и сотни атамана Семенова, и войска барона Унгерна, и кавалеристы Рокоссовского, и даже части Монгольской народной армии». [27] Китайский Маймачен, торговый брат Кяхты, выгорел дотла. Два разбиты буддийских колокола в Кяхтинском краеведческом музее – все, что от него осталось. А ведь город был похож на сказочную страну, каждый вечер жители зажигали традиционные красные фонари, в дни национальных праздников китайцы забывали о своей подозрительности и были рады всем. 

«На полуразрушенном Троицком соборе в парке крепится доска «Охраняется государством», рядом с отреставрированным и отданным под музей Успенским собором на месте городского кладбища разбит стадион, часть выковырнутых и оттащенных в сторону могильных плит валяется тут же, рядом со скамьями для зрителей, а нынешние юноши гоняют мяч на костях своих бабушек и дедушек». [28] Купол собора, выстроенный в форме глобуса, сгорел еще в 50-х гг.

Действует Кяхтинский краеведческий музей имени В.А. Обручева, дом А.М. Лушникова хотят сделать музеем. В конспиративной квартире Д. Сухэ-Батора (а он пребывал в Кяхте с 1920-1921 год) действует дом российско-монгольской дружбы, открыта выставка, посвященная боям на Халхин-Голе. В здании бывших Гостиных рядов располагаются магазины под общим названием «Торговые ряды». Часть Гостиного двора используется Кяхтинской прядильно-трикотажной фабрикой, при которой работает небольшая гостиница, другая часть находится в бесхозном состоянии. 

Воскресенскую церковь реставрируют уже не первый год. «Уникальный иконостас собора, созданный под влиянием стиля Вестминстерского аббатства, был выполнен из хрусталя. Все, что сохранилось от него, - небольшой фрагмент размером с трехлитровую банку». [29] 

Дурное обслуживание, в кафе меню с орфографическими ошибками, плохого качества дороги, на которых штрафуют за нечищеную обувь, скверный вид, отсутствие ремней в салоне автобуса. «Сумма штрафа всегда равна 189 рублям. Цене бутылки коньяка местного разлива». [30] Из центра мировой пушной и чайной торговли Кяхта превратилась в далекий город «где-то на окраине Сибири» со всеми вытекающими из этого последствиями, «с отношением к городу извне и настроениями внутри». «К несчастью, звание исторического города не может служить защитой от разрушительного передела». [31]

 

Сноски на цитируемые источники

  1. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.87.
  2. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.15.
  3. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.16.
  4. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.26
  5. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.32.
  6. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.7.
  7. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.36.
  8. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.125.
  9. Силин Е.П. Кяхта в XVII веке. Иркутск, 1947. С.121.
  10. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.77.
  11. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.83.
  12. Там же
  13. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.82.
  14. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.75 .
  15. Там же
  16. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.10.
  17. Там же
  18. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.12.
  19. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.18.
  20. Тугутов Р.Ф. Декабристы братья Бестужевы в Кяхте. Улан-Удэ, 1964. С. 8.
  21. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.4.
  22. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.12.
  23. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.10.
  24. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.19.
  25. Тугутов Р.Ф. Прошлое и настоящее города Кяхты. Улан-Удэ, 1954. С.20.
  26. Распутин В.Г. Что в слове, что за словом? Иркутск, 1986. С.103.
  27. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.87.
  28. Распутин В.Г. Что в слове, что за словом? Иркутск, 1986. С.122.
  29. Грек А. Слобода миллионеров // National Geographic. 2010. №4. С.66.
  30. www.moy-ulan-ude.ru/index.php
  31. Распутин В.Г. Что в слове, что за словом? Иркутск, 1986. С.128.


Мария Жилина, студентка факультета журналистики ИГУ