"Значит, и будем живы!.."
…Только-только закончился литературный вечер. Передо мной четыре чудесно изданные книги. Геннадий Сапронов – великолепный издатель.
Хочется отложить всю повседневную суету и читать, читать, читать… листать свежие пахучие страницы. Не знаю, с чего начать, вот и бегаю от вечно влюбленного Кострова к варламовским холодным островам, а с островов к истоку русской прозы, на гоголевскую вершину, где властвует Золотусский.
А ведь рядом лежит нетронутый Юрий Казаков, – совершенно не знакомый для меня автор. Я лишь читал у Конецкого, что Казаков – гений русского рассказа! И вот сборник лучших казаковских рассказов передо мной.
Как хорошо!
И на улице хорошо: тепло, самое начало лета. Поздний вечер. Вчера было Вознесение Господне, сегодня день рождения Пушкина. Нежная, душистая, трепетная, робко-зеленая листва. Есть в конце весны – начале лета чудный миг, когда свежесть весны еще до дна не исчерпана, да и летний зной еще не успел обрести полную ярую силу. Это миг надежды, миг близости с чем-то вечным, прекрасным, чистым, истинным. И вот этот миг бьется в мое окно, тревожит форточку, ветерком скользит по книгам.
Вечер длился около трех часов. Действительно, большой литературный вечер, и, действительно, здорово, что литературные вечера под названием «Этим летом в Иркутске» имеют свое продолжение в Саянске. И это уже традиция, хорошая традиция.
Похож ли правнук Льва Толстого на своего великого предка? Чем-то похож. Только гладко выбрит и, как он сам признался, прадедовская доха ему великовата. Говорит Владимир Ильич профессионально гладко и долго.
– Лев Николаевич писал «Войну и мир» 6 лет, и сегодня этот великий роман переведен и переводится на английский, немецкий, испанский, японский языки. В Мексике преклоняются перед русской культурой, в Японии университетский профессор, выступая перед многотысячной студенческой аудиторией, призывал изучать Толстого, изучать русскую литературу, ибо без этого человек не может считать себя существом нравственным. И студенты с восточным благоговением внимали своему учителю- гуру.
Вот так японцы! Вот так общество потребления! Они делают лучшие в мире автомобили и читают Толстого, Достоевского. А, может быть, поэтому и делают?
А вот еще одна небольшая зарисовка. Это уже у микрофона критик, исследователь гоголевского творчества, напористый энергичный Игорь Золотусский.
Итак, представьте: 1829 год. Петербург. Николаю Гоголю 20 лет. Он написал свою первую мрачно-возвышенную поэму и спешит показать сей труд Северной столице. Он спешит к Пушкину. Александру Сергеевичу уже тридцать, он знаменит, он живет в гостинице «Неаполь» и совершенно не знаком с начинающим автором из Нежина. Дело к обеду. Гоголь просит доложить, но ему отказывают:
– Пушкин спит.
– Что, всю ночь писали? – с трепетом вопрошает Гоголь.
– Нет, в карты играли, теперь отдыхают.
Гоголю повезло. Поэма была слабой. И Бог весть, состоялся бы Гоголь как гениальный писатель, получи он отрицательный отзыв самого Пушкина! Ведь даже неблагожелательные журнальные реплики заставили его скупить розданную по лавкам рукопись и сжечь ее. Это был очень ранимый и самолюбивый молодой автор. И лишь летом 1831 года Гоголь все же встретится с Пушкиным и прочтет ему уже написанные к тому времени «Вечера на хуторе близ Диканьки» и будет принят не только в гостиную, но и в литературу.
Золотусский тревожит, раздражает, заставляет бежать за своей мыслью: Гоголь, истоки русской прозы, Гоголь и церковь, Гоголь и христианство… Серьезнейшие, глубокие вопросы. Да, Гоголь молился у гроба Господня, но сердце его оставалось холодным. Так свидетельствовал он сам в письме к Жуковскому. Не в этом ли исток трагического ухода Гоголя? Вопросы, ответы-размышления. Вот для этого и необходимы такие вечера, чтобы глаза в глаза, след в след за автором, соглашаясь, возражая, соучаствуя.
Легко подтрунивая над самим собой, с какой-то необыкновенной добротой, пронизанной юмором, выступал Владимир Костров. Он признался в любви всем женщинам Саянска. Владимир очень похож (внешне) на Евгения Евтушенко. Или Евтушенко похож на него? Неважно, они ровесники, поэты одной эпохи. Хотя и очень разные поэты. А какая россыпь чудесных стихов в последнем костровском сборнике! Я не большой поклонник такой тихой, гладкой, неэнергичной поэзии, но и я с тихим ахом заглянул в эту книгу, удивляясь и радуясь чистым напевным стихам Кострова. Вот, вслушайтесь. Стихотворение датировано 2007-м годом. Это пишет очень пожилой человек. Икак пишет!
Молю тебя: не пой, не плачь, не смейся,
Иначе я опять не устою…
Какой гремучей первобытной смесью
Господь решил наполнить плоть твою.
Куда с тобой мулаткам и цыганкам
тягаться в силе жарких глаз огня,
цветком последним, яростным и манким
ты расцвела, чтоб погубить меня.
Я стар и сед. Мои слезятся вежды,
и короток как час мне каждый год.
Молю тебя: не подавай надежды.
Надежда? Да она меня убьет!
Иль, наконец, останься наважденьем,
мелькнувшей змейкой на лесной тропе,
а лучше окати меня презреньем,
и растворись, и пропади в толпе.
Закончился, ушел вечер, ушел в июньскую теплую ночь. Осталась память, остались замечательные книги замечательных писателей. Эти книги остались и в городской библиотеке, и в частных библиотеках саянцев.
Значит, и будем живы,
Значит, не вышел срок.
А это уже строки из Кашицына. Ими и хочу закончить небольшую зарисовку большого литературного вечера. Кстати, саянцы! Александр Шолохов и Владимир Толстой приглашают нас в свои музеи. Эх, хорошо было бы побывать и в казачьих станицах, и в Ясной поляне. Дай Бог, сладится, получится.
И.АБРОСКИН.