Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Осинская долина. Деревня Лузгина

Лузгина Любовь Николаевна

Осинская долина. Слева – гора Хоригто

Нынешняя Оса

Лузгин Гаврил Федорович, 1947 г.

Страница из паспорта Беляева Ивана Афанасьевича.

Устинья Ивановна и Гаврил Федорович Лузгины, 1943 г.

Деревня Лузгина

Осинская  долина. Деревня  Лузгина ... Так незатейливо начал свое обширное повествование мой отец - Лузгин Николай Гаврилович о своей малой родине, о родовом селе сибирских Лузгиных.   


В 90-х годах в одной из центральных газет промелькнуло небольшое сообщение, связанное с Государственной Думой. Имя помощника одного из депутатов, выделенное жирным шрифтом, остановило взгляд - Любовь Лузгина. Я посмеялась над этим казусом и позабыла. Позже фамилии Лузгиных, то связанных с европейской частью России, то с сибирскими пределами неоднократно останавливали мое внимание, покуда я, в силу своего профессионального стремления — разложить все по полочкам, не примкнула к увлечению своего отца. 

Николай Гаврилович занимался восстановлением доброго имени нашего деда Гаврила Федоровича Лузгина, подвергнутого репрессиям в начале 30-х годов. Он ездил в архивы, навещал родственников и знакомых в Осинском районе, активно сотрудничал с Мемориалом. 

Мы привыкли к тому, что он много времени проводит за письменным столом, за своей рукописью, считая это занятие своим главным делом на склоне лет. Временами он делился результатами своих поисков, рассказывая нам малоизвестные эпизоды из жизни нашего деда.  

Со временем, когда я всерьез стала интересоваться родословием, я подбирала для него информацию, которая могла бы повернуть его увлечение детальнейшим исследованием причин репрессий ХХ века в родословное русло. 

Позже, отец сам признавался, что он чересчур сильно увлекся эпохой репрессий. Ему понравились мои изыскания по родам Сверкуновых-Литвинцевых, по линии его жены, но он сознавал, что много времени упущено и ему уже многое не по силам. Поэтому редактировать его книгу, которую он хотел написать, он поручил мне. 



Начало освоения русскими территории Осинской долины связано с построением Осинского острожка. 

Место для укрепленного сооружения выбрано не случайно. С севера Осинская долина вблизи устья Осы ограничивается монументальными вершинами высокого скалистого водораздела. Как грозный страж, водораздел рек Бильчира и Осы охраняет долину от пронизывающих холодных северных ветров, создавая в солнечной долине своеобразный микроклимат. 

Древние обитатели этой территории ценили пышное и богатое разнотравье, привлекавшее многих животных, светлые и чистые струи богатой рыбой реки Осы. Cтепные ланшафты окружают густые хвойные леса, с березовыми перелесками. 

В середине 17 столетия окрестности Осинского острога были заселены несколькими бурятскими родами булагатского племени. По Осинской долине кочевали буряты Хогоевского рода. По преданию старший сын Обогона - Хогой поселился в Кахе. Потомки Хогоя в Кахе составляют 200 дворов, имеются они и в улусах Матаган и Ирхидей. На горе Хоригтын-хушуун (Хоригто) Хогоевский род устраивал свои религиозные обряды. 

Для русских первопроходцев места показались очень удобными для будущих хлебных пашен. Почвы, близкие по составу к черноземам определили это место территорией, где надо ставить острожек, куда в будущем из Енисейского острога пойдет поток крестьян-переселенцев.  

Но, первым делом, проходя вверх по Ангаре следующие за первопроходцами казаки, внимательно вглядываясь в обширные горные обнажения, искали разные руды и другие полезные ископаемые. «Уже на карте Ремезова напротив Осинского острова на левой стороне Ангары была сделана надпись: «железные заводы» и поставлен символический знак поселения, ниже изображено зимовье и новая надпись: «вновь обыскана железная руда».» (1).  

Действительно, замечание И.И.Серебренникова о возможных проявлениях железных руд в окрестности бывшего Осинского острога небеспочвенно, т.к. коренные породы этой территории буквально насыщены окислами железа, и наличие небольших проявлений руды вполне возможно.  

Другое полезное ископаемое, обращающее на себя внимание — соли. Одним из первых горных промыслов, имевших место на Осинском острове, было солеварение. Судя по отсутствию продолжения этого занятия, запасы поваренной соли оказались незначительны, и она была, чрезвычайно, загрязнена примесью горьких солей. С последними часто бывают связаны проявления самосадочной селитры. Подобные проявления этого столь необходимого минерального сырья, используемого для производства пороха, имеются в другом месте Восточной Сибири, на Доронинских озерах в Забайкалье. Происхождение скоплений селитры связывается с местами обширных и постоянных скотоводческих стоянок, как результат жизнедеятельности домашних животных.(4). Не случайно, на устье Осы поселился путешественник и ученый Я.Линденау, находя средства для пропитания в добыче селитры.   

Выше по течению Осы в самой широкой части долины, на высоком левом берегу встала Слобода — нынешняя Оса. 

Существует легенда, что от маленькой избушки братьев Харитона и Павла, пошли Долгополовы и Павловы и стала расти Слобода (Оса). По преданию, позже Павел основал Морозу. По другой версии братья дали начало другому роду - Дранишниковых. 

У гораздых на выдумку осинских жителей сохранилось предание о том, как поселились братья на Осе (по бурятски - «Опо»):  

«Сначала осели они на илимской пашне, потом с семьями бежали на Илгу, а с Илги — уже на Осу. Судьба милостливо обошлась с беглецами. С малыми деньгами дошли до устья Кахинки. Да и Бог помог: богатому буряту Хогойского рода по душе пришлись братья. Во хмелю от тарасуна , в порыве бахвальства, предложил им на левобережье за рекой участок за двадцать петровских монет («хоригто» - двадцать):  

«Дай руку, дай хорин (двадцать) монет». 


Вблизи Осы стали лепиться, поближе, небольшие деревушки: то с русскими, то с бурятскими названиями. Ближе всех, выше по течению - Лузгина. Вначале поселение начало развиваться на Голом мысу (Голомыска). Но, это место в долине хорошо просматривалось с горы Хорикто — как на ладони. Поэтому Лузгины переместили деревню на восток, на западный склон пади Долгой, а Сирины — на восточный лесной бугор. Здесь и лес для дров и строительства, вода для питья и водопоя лошадей; спасительная тень летом и затишье зимой на релке двух падей — Долгой и Каменной, на восточном ее склоне. В обоих падях били родниковые ключи. Напротив падей находился устьевой конус выноса речки Кахи с огромной площадью заболоченных покосов. 

После переселения Голый Мыс (Голомыска) представлял собой заброшенный пустырь, где никто не селился. Он и стал границей деревни Лузгина и Осинской Слободы. Место основателями деревни определилось по поговоркам: «Лес да вода — всему голова», «Дров да воды - хватит до нови». 

Николай Гаврилович Лузгин писал: «До сих пор никто не осмелился назвать дату основания Лузгиной деревни. Есть предположения, что основали ее отставные казаки-первопроходцы, осевшие на пашню по достижении пожилого возраста. До последнего времени сохранялось для первых обитателей деревни - Лузгиных деревенское прозвище «зыряне»».  

Хотя никто не объясняет, на что это прозвище указывает: на Зыряновскую слободу (1791г)) в Кузнецком Алатау, или на северо-восток Руси? Скорее - последнее. 

 

Внимательно изучая архивные документы, хранящиеся в РГАДА, автор очень важного для многих сибирских родословов научного исследования «Илимская пашня» В.Шерстобоев, без указания на № фонда, сообщает в главе IY «Общественная жизнь крестьянства» в разделе «Крестьянское самоуправление» (том 1) о событии, происшедшем в 1726-1727 годах в Илимском воеводстве.  

«С 1720 года среди приказчиков Илимского воеводства появляется Григорий Курбатов; в течение трех лет он сменяет волость за волостью и, очевидно, постигает нехитрые приемы вымогательства». Посыпались челобитные крестьян «в обидах и разорении» от Г.Курбатова. Но, похоже, Курбатова поддерживал илимский воевода, были у него и в Иркутске влиятельные друзья. 

В 1726 году общемирская жалоба чечуйских крестьян, которые учли неудачный опыт своих соседей, была послана непосредственно в Иркутск. Судебное разбирательство длилось около года. В итоге потребовалось присутствие в Иркутске трех главных доносителей: Семена Старцева, Савы Богомолова, Екима Мельникова. Однако, в Илимск, для отправки в Иркутск, привезли только Старцева, «Богомолов уехал на рыбалку, а Мельников остался за объятием скорби». Но чечуйские пашенные крестьяне решили не упускать случая и выбрали «ответствовать» за Богомолова Григория Лузгина, в чем и дали ему «выбор за своими руками».  

Лузгин прибыл в Илимск, подал воеводе челобитную, прося отправить его вместе со Старцевым. Может быть, неожиданное появление добровольца смутило илимского воеводу, который собирался отправить доносителей под охраной. Теперь положение изменилось, и воевода решил отобрать от чечуйских ответчиков подписки, что они сами явятся в Иркутск к 24 сентября 1727 года. Но так, как уже было 15 сентября, то воевода выдает крестьянам подорожную. Копия этой подорожной сохранилась. 

Получилось нечто курьезное: «По указу ея императорского величества самодержицы всероссийской и протчая и протчая и протчая. Отпущены из Ылимска в Ыркутской город Чечюйского острогу пашенные крестьяне Семен Старцев, Григорий Лузгиных». Крестьяне могли ехать с удобствами, мир оплачивал расходы за своих ходатаев. Так Курбатов не попал вторично на место подчиненного комиссара».(2) 

Что же представляла собой та северная территория, откуда Г.Лузгин выехал в далекий «Ыркутск». 

Сначала Чечуйская ясачная изба (зимовье) потом -Чечуйская деревня, позднее — острожек (в 1671г.) удобно расположился на Лене на выходе Чечуйского Тунгусского волока. Всего в 27 км от Лены расположена долина Н.Тунгуски. В 17-18 столетиях эта местность была чрезвычайно стратегической: она соединяла русские поселения в низовьях Енисея с бассейном Лены, по Лене и ее притокам шло дальнейшее освоение северной части Сибири, вплоть до океана. Походы Е. Хабарова и Н.Черниговского к Амуру проходили все также через Чечуйскую волость. В первой половине 18 столетия продвижение участников экспедиций В.Беринга опять-таки проходило по Лене. Илимское воеводство стало главным поставщиком всего необходимого для этих экспедиций.  

Но вернемся ко времени начала освоения территории Илимского воеводства. Во многих архивных документах, имеющих отношение к Е.Хабарову, Чечуйская деревня так или иначе связана с личностью этого исторического персонажа. Первым пашенным крестьянином был здесь Панфил Яковлев - близкий друг Хабарова. Сам Хабаров, еще до амурского похода построил в 5 километрах выше Чечуйска, на речке, которую после называли Бобошиной — мельницу. Уходя на Амур, Хабаров передал ее во временное пользование брату Панфила — Федьке Яковлеву. Чечуйская волость, располагаясь на границе Илимского и Якутского воеводств, в то время входила в состав последнего. Территория Чечуйской волости, очевидно, представляла для Хабарова и его соратников особый интерес и какие-то выгодные условия для его деятельности. Вряд ли его интересовали пашенные угодья. Сам Панфил Яковлев предпочтение отдавал разведению лошадей, и документы сообщают, что их у него был целый табун.  

После амурского похода Е.Хабаров оказался большим задолжником. И, вскоре он претендует на должность приказчика Чечуйской волости, рассчитывая рассчитаться с долгами на этой службе. Эта новость, кстати, вызвала неудовольствие чечуйских крестьян. 

Не надо забывать, что Чечуйск расположен на широте нынешнего Бодайбо и ожидать хороших урожаев зерновых культур маловероятно. Северные подзолистые почвы быстро выпахиваются. И жителей чечуйской пашни всегда лихорадило: то от недородов, то от отсутствия яровых семян, то от ленских наводнений.  

В связи с этим, странным кажется пожелание царского Приказа новому якутскому воеводе от 1658 года: «... и мочно ли в тех в угожих местах до Чечуйского волоку пашни завесть и крестьян на пашню устроить». Очевидно, центральная власть не очень хорошо представляла, в каких условиях выращивается в окрестностях Чечуйского хлеб. А лихоимство жадных приказчиков ухудшало и без того трудное положение. Судя по всему, эти проблемы остались и с переводом Чечуйской волости в Илимское воеводство .(3).  

Но, тем, не менее, яркий пример характера наших предков, законопослушных и готовых пострадать «за общество», и остающихся верными своей крестьянской сущности, свидетельствует о том, что они старались обрести здесь, в Сибири, крепкие корни.  

В 80-е годы мне приходилось бывать в современной Аталанке на Братском водохранилище. В говоре коренных обитателей, живших еще в старой Атоланской, на Ангаре — Слободчиковых (выходцев из Илимского воеводства) бытует колоритное слово «чечуечка», в смысле - «чистенькая, аккуратненькая», «как на выставке».  



После случившейся поездки в Иркутск, фамилии Лузгиных, а также Сириных, более не встречаются на страницах «Илимской пашни». Есть основания предполагать, что поездка Г.Лузгина в Иркутск сыграла очень важную роль в его жизни, расширила горизонты его представлений о сибирских просторах. Он увидел территории, более благоприятные для земледелия в окрестностях Осы, пока еще неосвоенные. Не случайно, даже спустя три века, гордостью потомков осинского рода Тириковых были их земельные угодья в так называемой Золотой пади (неподалеку от Усть-Алтана), с немыслимо плодородной почвой, дававшей богатейшие урожаи зерновых культур. 
 

А, что же Лузгины? Основой их хозяйства здесь, в Осинской долине по-прежнему была пашня. В свободное время — охота и рыбная ловля. Тяга к земле, вероятно, у сибирских Лузгиных в крови. Не были они первопроходцами, не стали бродяжить, а прочно осели на хорошую пашню. 

Прошли не года, а века сибирских Лузгиных на осинской земле. Отец моего прадеда – Василия Матвеевича занимался мельничным делом. Известно о трех его сыновьях. Никифору досталось работать на общественной мельнице (нынешним жителям Осы и Лузгиной место, где она стояла, известно, как хорошая купальня, оно так и называется – «мельница»). Илья помогал брату и служил в волостной управе. Федору осталось для жизни только перешедшее от отца ремесло. 

Мой прадед - Федор Васильевич, сын Василия Матвеевича Лузгина, слыл хорошим каменотесом: тесал из крепкого песчаника в Галдайском хребте жернова для водяных мельниц. Жернова, вышедшие из его рук, мололи муку в Каменке и Харае, возле Осы и Лузгиной. Долгое время на пустыре, на месте его бывшей усадьбы в деревне Лузгиной лежал большой жернов. И младшего сына своего — Ганьку, моего деда он обучил искусству каменотеса.  

Собственно, на Ганьку Федор Васильевич и Матрена Николаевна, урожденная Беляева (1870-1930г.г.) возлагали все свои надежды. Старший Василий (1890-1952г.г.) смолоду отделился, оставались 4 дочери ( Анисья, Наталья, Мария, Нина) и подросток Гавриил. Доучиться в школе Ганьке не пришлось. Летом — пашня, зимой каменный промысел и заготовка дров.   

Женился Гавриил Федорович Лузгин (1905-1983г.г.) по любви на Устинье Ивановне Беляевой (1904-1985г.г.) из деревни Харай (по бурятски - «небесная»).  

Деревня расположена при слиянии падей Хурый и Шибартуй на узкой пойме у остепненной подушки Галдайского хребта. Здесь, среди многих Беляевых родился Иван Афанасьевич в мае 1878 г.. По одним сведениям, семья его была из ясачных, и довольно бедной. Кроме сестер были два брата у Ивана — Ефим и Кузьма. Рано лишившись родителей, они начали трудиться, стараясь выйти в люди, но судьба «повернулась к ним спиной».  

Другая версия (более вероятная) говорит о том, что отцом Ивана и Кузьмы был некий Афанасий, ссыльный, который бросил Анну Саввишну (неизвестно откуда попавшую в Харай) с мальчиками, и она родила еще несколько детей, в том числе - Ефима от Парникова Михаила. Хотя Ефим стал потом носить фамилию Парников, но все его называли «Сорокиным». Анна Савишна не смогла вырастить детей, тихо умерла. Детей разобрали соседи. Ивана и Кузьму приютил Парников Кузьма Семенович, вдовец, у которого была еще дочь Анна.  

Не имея ничего, кроме крыши над головой, Кузьма Парняков отдавал мальчишек батрачить у других сельчан. Когда парни стали самостоятельными, они взяли распространенную в деревне фамилию — Беляевы. 

Ивану Афанасьевичу пророчили многое на роду, но совершить пришлось мало. Жена его — Анастасия Васильевна (Спицына), дочь ссыльно-каторжного из Бугурусланского уезда Самарской губернии. Знакомство будущих супругов произошло в доме известного иркутского врача Н.Н.Бессонова. Иван Афанасьевич привозил в усадьбу Бессонова дрова и сено из деревни. Часто выполнял некоторые поручения Н.Н. по хозяйству. 

Молодая, подвижная кухарка Анастасия, невысокого роста, с черными, слегка вьющимися волосами, одевавшаяся совершенно по городской моде, обратила на себя внимание приезжавшего в город Ивана. 

Один из братьев Анастасии - Антон тоже был отдан в работники в семью других состоятельных иркутян, поскольку их отец отбывал каторгу в Александровском Заводе. Много лет спустя Антон Васильевич был шеф-поваром одного из иркутских ресторанов. 

В Осинской долине усадьба молодой семьи Беляевых находилась третьей от края деревни Харай, на выходе к мосту через речку. Вначале купили маленький домик в Осе, переплавили через речку в Харай и почти у самого берега поставили его. Заработанных и скопленных денег у молодых на большее не хватило. Поэтому стали работать день и ночь. Летом Иван работал в деревне, на пашне, зимой кучерствовал в городе. Анастасии пришлось даже батрачить в знаменитом Сократовском хозяйстве. 

Дом, как и все деревенские избы окнами выходил на улицу. В глубине ограды стояло зимовье, где обычно летом проводили большую часть времени. За жилыми постройками, обнесенные вкруговую крышей (как бы вдоль улицы) лепились хозяйственные постройки: коровник, свинарник, курятник, овчарник, стойло, сеновал и навес для лошадей. В переднем дворе — маленький амбар с подвалом, сарай для сельхозинвентаря, телег, саней и дров. В огороде - баня и дальше - дымный овин. Из всех родившихся детей Беляевых выросли лишь дочь Устинья и сын Георгий (1914-1964г.г.). В начале 30-х годов ХХ века Иван Афанасьевич с семьей перебрался в Иркутск, Вначале жили в Кузнечных рядах, потом купили на Пшеничной улице домик. Хозяин продолжал заниматься извозом, но однажды так и не вернулся домой, пропал невесть где.  

Анастасия Васильевна жила с сыном и его семьей. Иногда в этом доме, у бабушки, бывал и мой отец. А, в первые годы своей учебы в университете он жил здесь, с бабушкой Анастасией. Это было послевоенное время, Гавриил Федорович хорошо зарабатывал на севере и посылал сыну деньги на учебу. Мой дед Гаврила Федорович гордился тем, что его сын получит высшее образование. А Николай Гаврилович не хотел продавать на рынке молоко от бабушкиной коровы, и крынки с молоком просто оставлял за углом, а Анастасии Васильевне отдавал деньги, присланные отцом или из стипендии. 

Моя бабушка Устинья Ивановна всегда казалась мне чересчур строгой и требовательной. А поскольку мне ближе была моя веселая, и добрейшая забайкальская бабушка, я по-детски эгоистично выбирала для поездок на лето забайкальские степные просторы. 

Откуда мне было знать, что в жизни своей пережила эта суровая женщина, Устинья Ивановна, которая была почти полной противоположностью моего веселого деда Гани. Которую сразу невзлюбила ее свекровь. Которая в трудные голодные 30-е годы растила одна троих сыновей, пока Гавриил Федорович отбывал 10-летний срок на Беломорканале. Потом она ехала вслед за мужем в далекий Верхоянск, пережила смерть старших сыновей, военные годы на северном прииске, цунами на Курильских островах. 

Я помнила ее тогда, еще физически крепкую и выносливую, когда они с дедом, можно сказать, на пустом месте, заново построили в Приморье свой дом, посадили и вырастили большой сад. Разве я тогда могла понять, отчего они бросили эти благодатные края и при первой же возможности поехали ближе к родным местам. 
 

Начало ХХ века потревожило старинную деревню Лузгину. Предстоит еще узнать, как она пережила Первую мировую войну. Гражданская тоже отозвалась на старинном укладе деревни, но с 20-х годов начался «раскол». Это борьба Советской власти с так называемыми «белобандитами», спровоцированное крестьянское «повстанческое движение» и его первые жертвы - репрессированные в начале 30-х годов «по политическим мотивам». Старики вспоминали и о голоде 30-х в самых богатых пашнями сибирских деревнях.  

Молодой деревенский парень, мой дед Ганька Лузгин, заглянувший, как ему казалось на вечерку в одну из деревенских изб, где какой-то приезжий вел с пришедшими ради любопытства мужиками разные пустые разговоры, спустя время, был арестован, После недолгого суда, на котором он так и не понял, в чем его обвиняли, Гавриил попал на строительство Беломорканала. Трудовые навыки, привитые с детства, мастерство умелого каменотеса, да и, вообще, желание каждодневно трудиться - помогли ему не согнуться, мало того - его «ударный труд» пошел в зачет на уменьшение срока до 7 лет. 

Много позже мой отец романтично предполагал, что выжить деду «помогала» его Прародина, ведь мы, сибирские Лузгины оттуда, с истоков Двины... Только, Гавриила Федоровича манила к себе другая родина - маленькая, студеная сибирская Лузгина. Он шел к ней долго: работал в Крыму, выращивая виноград, работал на Урале, возле Челябинска, после того, как у него в поезде украли деньги... И, всякий раз уезжая из родной, но неласковой к нему деревни, он всегда тянулся к ней.  

Почему отец мой на склоне лет своих зачастил к своей осинской родне, откуда мне было знать? Пока не поплыли перед глазами обширные пространства Осинской долины, зеленые ковры лесов, красноцветные обнажения скальников. Что-то смутно родное, древнее предстало перед глазами. Ведь это тоже моя родина, и я тоже — Лузгина. 

Заканчивая свое долгое повествование, Лузгин Н.Г. пишет: 

«Не занимать красот деревне Лузгиной, она сама еще не расходована до конца. Посмотри вокруг! 

Что может сравниться: осинская пыльная Слобода, или идущие в одну улицу Янгуты, или Харай, прижатый к берегу Осы? 

Слева, внизу - ушла в землю добротными старыми домами и огородами Голомыска. Сверху, слева подступает Слобода своими ходулями опор. А впереди, словно нарисованными на зеленом, идут желтыми бортами линкоры-горы, на палубах которых рассыпаны толпы людей. Ближний уже своим носоми начал рассекать Кахинскую долину. А дальше, справа и слева такие же, за ними следуют еще и еще, только не видно дыма. 

А перед нами, с юга на север, к реке Оса пологими увалами спускается широкая падушка с населенными на ней домами и домишками. И нет здесь такой безвыходности, как в других деревнях — кругом есть простор: на луг к речке, наверх к лесу, полям и пашням. Только далеко темными полосками изгородей обозначены старые места поскотины. 


Нужно ли быть патриотом, чтобы увидеть эту красоту, разницу и преимущества нашего села? Конечно, нет! 

Широкие улицы, расположенные по рельефу, полого идущие на подъем и опускающиеся вниз. Сравнительно редко расставлены с традиционными воротами и заплотами, но с открытыми пряслами огородов. 

Каждой избе и двору - одно- или двухэтажный амбар. В центре села школа, маленькая, начальная, но высокая и светлая. На самом видном месте — торговая лавка. Нет узких и грязных переулков, глухих углов и тупиков. Все остальное - типично колхозное. Деревня, что-то среднее между бурятским улусом и русской слободой. 

Жили же наши предки и ничего, пережили не то — выкарабкались...» 
 



Использованные материалы. 

1.    В. Шерстобоев «Илимская пашня», т.I, с. 180-183. 

2.    И.Серебренников «Иркутская губерния в изображении «Чертежной книги Сибири» Семена Ремезова», ж. «Земля Иркутская», №2, 2007г., с. 47-48. 

3.    Г. Красноштанов «Ерофей Хабаров», 2008г. 

4.    А.Бетехтин «Минералогия», Госгеолиздат, Москва, 1950, 956 стр. 

5.     А.Тириков «Черные тени», роман, Иркутск, Восточно-Сибирское книжное издательство, Иркутск, 1980г.. 

6. «Иркутская область, Усть-Ордынский бурятский автономный 

округ», общегеографическая карта, Иркутск, 2006 г.. 

6.    Рукопись Н. Лузгина. 

7.    Фотографии из семейного архива Лузгиных. 



Примечание. 

1.    Осенью, после того, как эта статья была написана и прочитана на конференции, посвященной Балаганскому (Осинскому) острогу, меня повстречал ученый секретарь музея деревянного зодчества «Тальцы» Юрий Петрович Лыхин. Он сообщил, что нашел сведения о существовании деревни Лузгиной вблизи Чечуйска, что там была мельница. Похоже, та самая мельница, которую строил Е. Хабаров, и на речке, которая позже именовалась Бобошиной. Предстоит ознакомиться с этими документами. 

2.    Слово «лузга» означает собой отходы мельничного производства, синонимы - мякина, шелуха. Стало быть мельничное дело у нас – фамильное.