Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Прозвища култучан

Виктор Гаврилович Дёмин (Хангай) в музее «Тальцы» (крайний слева)

Виктор Гаврилович Дёмин (Хангай) в музее «Тальцы» (крайний слева)

Виктор Николаевич Дёмин — Золотой (третий слева)

Виктор Николаевич Дёмин — Золотой (третий слева)

Василий Дёмин — Масленик (слева)

Василий Дёмин — Масленик (слева)

Константин Иванович Асламов — Тайшинский

Константин Иванович Асламов — Тайшинский

Григорий Егорович Парников — Рука — змеиное жало (справа)

Григорий Егорович Парников — Рука — змеиное жало (справа)

Лариса Александровна Аболина,
член Иркутской городской общественной
организации «Родословие»,
преподаватель художественного
отделения детской школы искусств,
пос. Култук Слюдянского района
Иркутской области

Поселок Култук в 2007 году отметил свой 360-летний юбилей. Расположен он на южной оконечности Байкала, на пути в Забайкалье и на Дальний Восток, а также на старом торговом пути в Монголию, проходившем через Тункинскую долину. До появления русских Тункинская котловина была местом обитания тюркских, тунгусских и монгольских племен. Своеобразное сочетание различных мировоззрений отразилось на ономастике и топонимике региона и прослеживается до сих пор в культуре и быте местного населения. С Тункинским краем тесно связаны своими корнями родословные култучан, большая часть которых — выходцы из долины. Ономастическая лексика култучан очень интересна своими прозвищами. Эта тема давно волновала многих жителей поселка, о чем свидетельствуют их записи.

Виктор Дёмин, бывший сотрудник Архитектурно-этнографического музея «Тальцы», в своей статье «Родовое гнездо» писал: «В Култуке не было семей без прозвищ, например, пашня Алексея Коры (лицо цвета лиственничной коры), Егора Долгого (жившего у пади Долгой), Василия Железного (отличавшегося здоровьем и силой), Андрея Чёрного (по цвету лица), Василия Малого (не удавшегося ростом), Прокопия Волка (сурового и быстрого на ноги) <…> хангайская (по прозвищу моего деда, “хангай”, в переводе бог леса)» (8, с. 120).

Прототипами многих литературных героев иркутского писателя Михаила Просекина являются култучане. Например, в его рассказе «Отверженный» есть такие строки: «Мудренобыло, живя в Кукое (имеется в виду Култук. — Л. А.), выделяясь чем-либо среди людей, остаться без прозвища, которое давалось раз и навсегда и определяло главную суть носителя его. Некоторые мужики селения, невесть кем и когда обоснованного в лесах и долах Прибайкалья, имели всевозможные клички: Икона, Комолый, Шомпол, Струя, Трактор, Свищ. Имена нареченных часто подвергались переосмыслению и обретали завидную легкость. Допустим, Шомпола звали Валохой, а на самом деле он был Ювеналий. Как Шомпол и Ювеналий? Нет, не годится, Валоха — это куда с добром. Одним словом, в Кукое были способны мыслить образно» (15, с. 276).

А это несколько строк из статьи к 350-летнему юбилею поселка Виктора Ермолаева, корреспондента районной прессы, прожившего в Култуке более 40 лет: «Ходит в Култуке такаяпритча. Приезжает иркутянин к култучанину покупать сельхозпродукты и спрашивает:

— Вы — Король? У вас, говорят, картошка для продажи есть?

— Я — Король, а кто вас ко мне направил?

— Князь, но у него картошки нет.

— А у меня тоже неурожай нынче, вы сходите к Царю, у него всегда много.

Култукские прозвища <…> это как имена литературных героев. Вспомним чеховские или гоголевские — вот где, дей-ствительно, краткость — сестра таланта: Держиморда, Собакевич, Басура. Однако последнее принадлежит уже култук-скому доморощенному фольклору, но отнюдь не уступающему классикам. Народное творчество неистощимо на выдумку и поражает оригинальностью и меткостью характеристик. <…> Разве не оригинальна кличка „Композиторњ, <…> „Прокурорњ и „Майорњ, „Управляющаяњ и „Архиерейњ» (10).

Виктор Васильевич не стал называть фамилий. Безусловно, здесь требуются осторожность и такт, но, с другой стороны, необходимо сохранить для истории интереснейшую страницу фольклора Култука с максимально возможной полнотой и точностью. Через десять лет рискнем дополнить и объяснить большинство прозвищ култучан. Неоценимую помощь оказали Анатолий Николаевич Дёмин и Анатолий Борисович Асламов, которые вспомнили не только многие имена обладателей прозвищ, но и истории, связанные с их появлением.

В результате длительного обитания людей на одной территории однофамильцев становилось слишком много и как вторичные фамилии начинали появляться прозвища. Это произошло и в Култуке, где к началу ХХ века проживало большое число людей не только с одинаковыми фамилиями, но и с одинаковыми именами и даже отчествами.

Наиболее распространенными фамилиями в поселке были Асламовы, Дёмины, Сороковиковы, Бачины, Шульгины, Гавриловы. Из метрических книг Тункинской Никольской церкви и ревизских сказок (тогдашних переписей населения) видно, что эти фамилии существуют в Тункинской долине со второй половины XVIII века.

Следует отметить, что при изучении родословных култучан оказалось, что не все носители одной фамилии — родственники. Одни из них являлись прямыми потомками прибывшихсюда казаков и крестьян, а другие — детьми, внуками и пра-внуками их крестников. На территории всей Тункинской долины в настоящее время живет много потомков инородцев —бурят, крестными отцами которых стали казаки Асламов, Шубин, Зверев, крестьяне Усольцевы, Дёмины, мещане Сороковиковы, Бачины, купцы Шушаковы, Лифантьевы, священникиПопов, Кокоулин, Парняков. Тогда при крещении всем инородцам давались русские имена, а также фамилии и отчества крестных. Не так просто было привыкнуть к новым именам,поэтому прежние, бурятские, часто оставались в качестве прозвищ. Например, Сороковиковы — Магай, Сэлдэй, Нефедь- ев — Хартай, Односторонцев — Халбан, Котовщиков — Бочаи т. д. Здесь в качестве примера приведены тункинские прозвища.

Браки между русскими и крещеными инородцами не были редкостью, в том числе среди култучан. Отсюда становится понятным существование в Култуке прозвищ, производных от бурятских слов.

Прозвища давались и по внешним данным (в Култуке это Слепой, Бекас), и по роду занятий (Черепановские); приезжих часто звали по национальности (Эстонец, Хохол, Немчура). В отдельную категорию можно выделить детские клички, которые сохранились на всю жизнь: Шура-Маня, Мама-Гуня.

В начале ХХ века в связи со строительством Кругобайкальской железной дороги произошел значительный приток населения из западных губерний России, Украины и Белоруссии вКултук. Приезжими были привнесены свои диалектные слова. Некоторые из них превратились в прозвища: Бандура, Гумбола.

И последняя категория — прозвища, появившиеся в 1930–1940-х годах от новых, вошедших тогда в лексикон слов: Абажур, Трактор и др.

Подводя итог, можно отметить, что прозвища в основном бытовали среди мужского населения и наиболее активное их образование и распространение пришлось на начало ХХ века.Завершился этот процесс в начале 1940-х годов в связи с уходом на фронт большей части мужчин. Во второй половине ХХ века рост численности жителей поселка происходил за счет приезжих, и образование прозвищ потеряло прежнюю актуальность. Однако среди коренных жителей Култука прозвища остаются в употреблении до сегодняшнего дня.

Люди во все времена были разные, и прозвища иногда встречаются не очень деликатные и благозвучные. Мы надеемся, что за давностью их возникновения ничего обидного для современников в этом нет, ведь и прозвища, и байки, связанные с ними, уже стали частью истории поселка.

Дёмины

Черепановские — Андрей Михайлович Дёмин, его отец Михаил Андреевич, дед Андрей Иванович и бабушка Мария Ивановна. Прозвище появилось от слова «черепки» — все они занимались изготовлением глиняной посуды (у них даже был свой «сарай-завод», как говорили односельчане, где ее лепили, просушивали и обжигали). Черепановские — это прозвище семейное, помимо которого у многих из них были личные прозвища.

Золотой — Виктор Николаевич Дёмин. Какое-то время он заведовал перевалочной базой золоторазведки на Пионерском месторождении в Саянах и в воспоминаниях култучаностался как очень обязательный человек, всегда откликавшийся на просьбы и делавший много добра людям, просто «золотой».

Хангай — Виктор Гаврилович Дёмин. Прозвище, доставшееся ему от отца и деда, он переводил как «бог леса». До революции у многих култучан были в лесу свои угодья, которые служили источником достатка. Кто-то любил лес меньше, кто-то больше, а кто-то буквально жил в лесу, что могло стать причиной подобного прозвища. Однако есть и другие версии.Например, один из жителей деревни Малый Жемчуг в Тункинской долине утверждал, что значение этого слова — «бог зверей». А в переводе с монгольского языка «хангай» — этогористая и лесистая местность, обильная водой и плодородная.

Хряк — Василий Дёмин. Кличка, видимо, дана по внешнему виду, как это было в народе; одно меткое словцо может прилипнуть и остаться навсегда.

Петерь — Виктор Дёмин, вместо слова «теперь» говорил «петерь».

Вася-масло или Масленик — Василий Дёмин. Во время войны он работал заготовителем, ездил по Култуку и собирал налог с населения — масло и яйца. Каждой семье полагалось сдать государству 3 килограмма масла и 100 штук яиц в год, а также шкуры свиней и коров «на пошив солдатских сапог». Так совпало, что после войны Василий работал на заправке, заправлял машины маслом, так кличка и осталась.

Бум — Юрий Николаевич Дёмин. Он в подростковом возрасте был крепкого телосложения и все спорные вопросы решал с помощью кулаков.

Монгол — Виталий Егорович Дёмин родился в Монголии, где родители работали несколько лет. По приезде в Култук и получил это прозвище.

Сороковиковы

Царь — Гаврил Капитонович Сороковиков был высокого самомнения и часто, будто бы в шутку, поучая других, говорил: «Мне б царем быть!» Вот и стали его звать «Ганька-Царь». По воспоминаниям односельчан, он действительно был умным мужиком — «с царем в голове».

Король — Николай Сороковиков, ездил в рейсы на грузовике по маршруту Култук — Монды, часто подвозил пассажиров и, когда пассажиры хорошо платили, говорил: «Сегодняопять короля вез».

Стрёма — Валентин Николаевич Сороковиков. Происхождение прозвища осталось неясным. Может быть, в детстве, когда мальчишками лазили в чужие огороды, часто «стоял на стрёме». Так в детских тайных языках назывался «сторожевой пост».

Слепой — Николай Капитонович. Он действительно плохо видел, но очень любил читать, был образованным и творческим человеком. Работал в Народном доме — в библиотеке, где «все книги находил наощупь», заведовал там самодеятельностью, писал сценарии, частушки и даже песни. Оставил о себе исключительно хорошие воспоминания у односельчан.

Карандаш — Николай Сороковиков, небольшого роста, шустрый, энергичный, с характерной походкой, к тому же любитель женщин, вот одна и говорила ему: «Ну, Колька, тыидешь — как пишешь, вылитый карандаш!» Его потомков до сих пор зовут Карандашами и Карандашихами.

Аленький — Федор Филиппович Сороковиков ездил на рейсовой грузовой машине в Тункинскую долину, возил пассажиров за 10 рублей. Цвет этой купюры тогда был красный, и если доллары сегодня зовут «зелененькими», то он «десятки» называл «аленькими». «Аленькую дашь?» — спрашивал он, когда просили подвезти. Вот так и прозвали.

Сербиянка — Дмитрий Сороковиков. Он играл на гармони, и его обязательно приглашали на все праздники, особенно любил повеселить односельчан популярной в то время«Сербиянкой».

Сорофошиха — Сороковикова, ее имени в памяти не осталось. Жила одна, любила «насорофошиться» (наряжаться в пышные сарафаны, которые сама шила), а также выпить ипоговорить. О ней даже поговорку придумали, если кому-то мало водки в стаканчик наливали, говорили: «Сорофошиха на глаз больше наливат». А еще она любила прокатиться «с ветерком» на тележке, запрягая нескольких парней, чем сильно развлекала односельчан.

Бачины

Пацан — Василий Николаевич Бачин был маленького роста и шустрый, как пацан.

Медведь — Геннадий Бачин походил на медведя — большой и грузный, ходил переваливаясь, как медведь.

Бак — Василий Алексеевич Бачин. Мастер был на все руки, выполнял жестяные работы, особенно мастерски клепал баки.

Солитёр — Николай Демьянович Бачин был высокого роста, как говорится, «худой и длинный».

Жучка — Мария Борисовна Бачина. Так ее назвали родные братья Александр и Иннокентий за ее вздорный нрав — уж больно любила поругаться, как говорят култучане, «полаяться».

Шилопуп или Шалопут — Юрий Петрович Бачин. В Словаре русского языка С.И. Ожегова слово «шалопутный» объясняется как «сумасбродный и легкомысленный, непутевый».Действительно, по характеру Юрий Петрович был шутник и балагур.

Гуман — Иннокентий Лаврентьевич Бачин. Происхождение прозвища объяснить не удалось. Вряд ли от слова «гуманный». Наиболее близкое по звучанию слово есть в словареВ.И. Даля: «гумбить» — говорить, производное «гумбола» — «говорун, краснобай». Хотя и это объяснение кажется маловероятным.

Лагун — Иннокентий Борисович. Лагун — это небольшой деревянный бочонок. В.Г. Дёмин в своей статье о Култуке писал, что «лагушком» делили рыбу после коллективного лована Байкале. Может быть, прозвище связано именно с этим занятием.

Абажур — Николай Бачин. Прозвище объясняет любопытная история: в то время, когда он работал шофером, фонари на машинах заправлялись керосином, которого не всегда хватало на рейс; «так он ночью привяжет белую тряпку на палку, приделает на машину и говорит: „Это мой абажурњ, так вот и ездил».

Сурик — Ганя Бачин имел ярко-рыжие волосы, похожие на распространенную в то время краску сурик.

Читок — Василий Петрович Бачин был маленького роста, а бывшую тогда в ходу маленькую бутылку водки (0,25 литра) в народе называли «читушка» (чекушка) или «читок».

Штиблет — Константин Бачин. После окончания войны многие мужчины по привычке ходили в кирзовых сапогах, а он носил штиблеты, что не осталось не замеченным односельчанами.

Сахабон или Сахабоття — Михаил Александрович Бачин. Кроме Култука много Бачиных проживало в деревнях Зун-Мурино и Туран в Тункинской долине, где девок за неровную,небрежную походку называли «Сахаботья».

Эстонец — Валентин Бачин. Его отец после окончания Первой мировой войны привез домой жену-эстонку, их детей какое-то время звали Эстонцами, а у младшего сына, Валентина, прозвище осталось на всю жизнь.

Костя-Зуб — Константин Бачин, выделявшийся среди култучан своим золотым зубом.

Шомпол — Александр Бачин был высокий, имел своеобразную, прямую осанку, вот односельчане и сравнили его с шомполом для чистки ружья.

Заяц — Василий Иннокентьевич Бачин. Кроме того, что он не удался ростом и быстро передвигался, еще любил повторять присказку: «Заяц трепаться не любит».

Асламовы

Прокурорша — Татьяна Агафоновна Асламова, очень неравнодушный человек, любила, чтобы во всем был порядок, всегда боролась за справедливость, всё про всех знала, ееуважали и побаивались.

Тайшинские — на заимке в Тункинской долине жил «тайша» (по-бурятски — «начальник»), который взял в жены одну из сестер Асламовых. Так потомки их стали Тайшинскими.

Садыра — Петр Константинович Асламов. Объяснение прозвищу пока найти не удалось. Односельчане вспоминают, что был он хорошим плотником, очень ответственным, но в то же время несколько высокомерным, считал себя непререкаемым авторитетом. Садыры — звали и его род-ственников.

Угол — Виктор Борисович Асламов, который жил на углу улиц Кирова и Времянка.

Колобок — Николай Михайлович Асламов был упитанным и маленького роста, как колобок.

Лама — Николай Асламов. Соседи вспоминают, что он «походил на ламу — лысый, с прищуренным глазом, и жена его была под стать — колдовка, превращалась в ворону, свинью и молоко у коров отнимала».

Сарт — Николай Георгиевич Асламов, тихоня, но очень сильный, никогда не дрался, потому что боялся своей силы. В Сибири сартами называли выходцев из Средней Азии. Всловаре тюркских наречий «сарт» — «твердый, крепкий, острый, строгий, сильный».

Васильевы

Трактор — Василий Григорьевич Васильев. В детстве любил играть с какой-нибудь самодельной машинкой, тарахтя как трактор, так и вжился в роль трактора.

Евдешиха — Васильева, которую из-за непривычного для култучан отчества «Евгеньевна», прозвали «Евдешиха», а теперь и имени никто не помнит.

Аржаной — Николай Александрович Васильев, назван так по темному, ржаному цвету лица.

Железные — несколько поколений Васильевых называют железными благодаря присущей им выносливости, крепости, здоровью. Такое же прозвище есть в селе Тунка, и причина та же.

Кобелевы

Мизгирь — Михаил Кобелев. Во время Великой Отечест-венной войны он работал на железной дороге, имел броню, был очень хозяйственным, «все в дом нес». Жену его называли «Мизгириха». По В.И. Далю, «мизгирь» — это «паук, муховор». Можно ли считать это объяснением прозвища, однозначно утверждать нельзя.

Храп — Михаил Михайлович Кобелев. Односельчане вспоминают, что храпел он отменно: «только прилег — и захрапел».

Моргун — Кобелев, который из-за болезни глаз часто моргал.

Шульгины

Бандура — Ефим Шульгин, плотник, строитель. Как он мог быть связан с украинским музыкальным инструментом? Однако у слова есть и второе значение: громоздкий, нескладный предмет. Скорее всего, прозвище можно объяснить именно этим.

Поняга — Шульгин, который с виду был худой и плоский, чем напоминал охотничью понягу.

Ирмышей — Гаврила Александрович Шульгин. По версии, рассказанной одной из Шульгиных, все Шульгины — из Тункинской долины, потомки бурят, поэтому и прозвище бурят-ское, означающее «ночной работник». Кроме основной работы, ночами Гаврила Александрович занимался выпиливанием наличников на заказ. Прозвище могло состоять из двух бурят- ских слов: «пила» — «хюрΘΘ» и «работник» — «худэлмэришен». Труднопроизносимое для русских словосочетание со временем упростилось до «Ирмышей», а позднее и вовсе превратилось в русское «вермишель». Шульгины к тому же отличались заметной худобой и стройностью. Прозвище сохраняется до сих пор в разных вариантах: всех родственников его зовут Ермышеевскими, а женщин — Вермишелихами.

Управляющая — Екатерина Шульгина долго работала в поссовете уборщицей, жила рядом, ей часто доверяли ключи и даже печать, отчего она чувствовала себя важным человеком и любила покомандовать.

Академик — Шульгин, который выучился на прокурора, но вскоре «спился», однако ходил всегда с умным видом и с записной книжкой в руках, почему и прослыл «академиком».

Гавриловы

Саган — Федор Гаврилов, 1800 года рождения. Это самое старое из ныне известных прозвищ, сохранившееся в памяти култучан. В переводе с бурятского языка — «белый».

Бахала или Бахалай — один из внуков Федора Гаврилова. По-бурятски «баахалай» означает «паук, мизгирь».

Семёновы

Архиерей — Семен Иванович, солдат царской армии. Почему вдруг Архиерей? Из расспросов старожилов удалось выяснить, что его отец служил при Култукской Никольскойцеркви. Там возле церкви он и был похоронен.

Колчак — Михаил Семёнов. Прозвище получил из-за сходства с А.В. Колчаком. Другое аналогичное прозвище одного из култучан было — Гитлер.

И другие

Ибаганы — Шушаковы. Возможно, что прозвищем стало измененное в русской среде слово «имаган», что в переводе с монгольского языка означает «коза», «козел». Хотя не исключено, что в основе лежит другое монгольское слово — «ябаган» — «пеший, пехотный, пешеходный».

Лиза-Казачка — Поварова по мужу. Прозвище досталось ей по наследству вместе с привычкой ездить на лошади, а может, именно благодаря этой привычке.

Сибирчиха — была такая култучанка по фамилии Сибирцева, которая на личные сбережения во время Великой Отечественной войны купила танк для фронта.

Бекас — Геннадий Михайлович Михалёв, имевший в дет-стве непомерно длинный нос.

Долгий — Егор Белокуров не только сам был высоким, но и жил около Долгого мостика через речку Медлянку.

Потолок — Борис Кравченко. Был он невелик ростом, а прозвища часто давали по антитезе; аналогичные в Култуке же — Гулливер, Кавказ.

Кондуктор — Николай Бобков. Мальчишкой, убегая из дома, он ездил на проходящих поездах на кондукторской площадке.

Рука — змеиное жало — Григорий Егорович Парников. При его вспыльчивости выяснение отношений частенько доходило до драки. Работал он кузнецом, отчего имел силу вруках, поэтому первый же удар всегда заканчивался кровью. Григорий Егорович прошел всю войну, вернулся с наградами. Вскоре после возвращения вез домой доски, а лошадь «уросила». Возле поворота шли два солдата и на просьбу посторониться обозвали его «тыловой крысой», ну как тут было не побить их. Дело, как обычно, закончилось кровопролитием.

Волк — Ознобихин. Его соседка рассказывала, что он «как-то раз в лесу украл из чужой петли волка, нес его на спине и не заметил, что волк-то на одежде „отпечаталсяњ. Пришел на работу — и все сразу поняли, кто волка украл, так и прозвали».

В завершение рассказа о прозвищах култучан стоит привести еще несколько курьезных случаев из жизни.

Царь, Гаврил Капитонович Сороковиков, работал водителем грузовика. В ту пору пассажирского транспорта еще не было и, чтобы доехать из Слюдянки в Култук, приходилось ловить попутку. Молодой специалист медик Клавдия Андрияновна Верещагина подбежала к Гаврилу Капитоновичу с просьбой:

— Товарищ Царь, довезите, пожалуйста, до Култука!

Он не растерялся и, широко распахнув дверку, театрально сказал:

— Садитесь, Королева!

Или еще один пример. Не все из потомков Карандаша были трезвенниками. Как-то во время праздника произошел такой случай. Гости, зайдя в темные сени, обо что-то запнулись и, чуть не упав, ввалились в избу:

— Здорово живете, хозяева, с праздничком вас! А что это там в сенях валяется, чуть не убились?

На что хозяин так, между прочим, отвечал:

— Да, Карандаши…

А теперь основная байка, которая уже приводилась в начале статьи, но существовала в нескольких вариантах.

Приезжает иркутянин за картошкой, человек на улице советует ему постучать к Королю, что он и делает. Но у Короля необходимого продукта нет, он посылает его к Царю, и тутЦарь, желая пошутить, отправляет незадачливого иркутянина:

— У меня-то нет, а ты вон к Солитёру пойди, у него-то точно есть. Он те даст!

— Товарищ Солитёр, нет ли у вас…

— Я те покажу Солитёр...

Каждый может завершить эту историю в меру своей фантазии. А про Солитёра вспоминают, что он от обиды «аж драться налетал».

Вот так приезжие, не знакомые с култукскими обычаями, попадали впросак, а култучане веселились и придумывали новые прозвища. За последние полвека состав населения Култука сильно изменился, и, к сожалению, лишь остатки этой традиции дошли до нашего времени.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Государственный архив Иркутской области (ГАИО), ф. 50, оп. 2, д. 2213; оп. 3, д. 26, 31, 128; оп. 7, д. 24. Метрические книги Тункинской Никольской церкви за 1817, 1781, 1783, 1792, 1777 гг.

2. Российский государственный архив древних актов, ф. 350, оп. 2, д. 1059, ч. 2. Ведомости и скаски 1762–1763 гг., сочиненные «по силе публикованнаго… ПравительствующегоСената печатнаго указу о положенных… по последней 1747 году ревизии в подушном окладе…»

3. Слюдянский районный ЗАГС. Метрическая книга Култукской Никольской церкви за 1911 г.

4. Батоев Б.Б. Русско-бурятский словарь для учащихся и студентов. Улан-Удэ, 1998.

5. Бимбаев Р. Монгольско-русский словарь. Иркутск, 1916.

6. Гаврилов Д.З. Из истории Култука // Ленинское знамя. 1979. 29 мая.

7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1999.

8. Дёмин В.Г. Родовое гнездо // Сибирь. 2001. № 2.

9. Ермакова Л. О православии в Тунке // Тунка: история и современность. Улан-Удэ, 1998.

10. Ермолаев В.В. Штрихи к портрету // Славное море. 1997. 2 окт.

11. Монгольско-русский словарь. Иркутск, 1916.

12. Монгольско-русский словарь. М., 1957.

13. Ожегов С.И. Словарь русского языка. 15-е изд., стереотип. М., 1984.

14. Попов И.Н. Якутско-русский словарь. Якутск, 1931.

15. Просекин М.М. Дом из силикатного кирпича. Иркутск, 1990.

16. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. СПб., 1893

 

Журнал "Тальцы" №1 (31), 2008 год