Дагеротипы Александра Давиньона : Из истории иркутской фотографии

Сибирский тракт. Подъем в гору. Открытка. Конец XIX в. Частное собрание. По такому тракту приехал в Иркутск дагеротипист А. Давиньон

Современная автострада

Декабрист С. Г. Волконский. Дагеротип А. Давиньона. Иркутск. 1845. Собрание Пушкинского дома

Декабрист И. B. Поджио. Дагеротип А.Давиньона. Иркутск. 1845. Собрание Пушкинского дома

Елена и Миша Волконские. Дагеротип А. Давиньона. Иркутск. 1845. Собрание Пушкинского дома

Декабрист Н. А. Панов. Дагеротип А. Давиньона. Иркутск. 1845. Собрание Пушкинского

Могила Н. А. Панова в ограде Знаменского монастыря.

С. Г. Bолконский Дагеротип А. Давиньона. Иркутск. 1845. Собрание ГИМ

Ремесленная школа в бывшем доме декабриста С. Г. Волконского. Фото П. А. Милевского. 1890-е. Собрание НБ ИГУ

Иркутский областной историко -мемориальный музей декабристов. Фото Д. Медведева.

Московские триумфальные ворота. Открытка. 1904. Собрание автора. Закладка ворот была совершена в 1811 г. в честь 10-летия восшествия на высочайший престол императора Александра I. Строительство завершено в 1813 г. Разрушены в 1928 г., в руинном виде находились еще несколько лет

И. В. Поджио. Фоторепродукция Ф.Алинари. 1860-е. С дагеротипа А. Давиньона. Иркутск. 1845. Собрание ГЭ

Иерусалимская церковь. Фото после 1890

Иерусалимское кладбище. Фото И. М. Портнягина. 1905-1912. Семейный архив Е. П. Вялых. Недалеко от этого места был похоронен декабрист И. В. Поджио

Декабрист А. В. Поджио. Фото Л. Перни. Италия. 1863. Собрание ГЭ

Могила И. В. Поджио. Фото автора

Драма отставного инженера

1843 год изменил жизнь двух французских литографов Давиньона и Фоконье. Иностранные фотографы отправились в неве­домую им Россию на заработки. Открыли первое дагеротипное заведение на Никольской улице в Москве. Их аппарат Вонерга состоял из трех совмещенных объемов. Первый со вставным зажи­гательным стеклом служил «камерой» для съемки, другой - для йодирования пластинок и третий - для ртутных паров.

Александр Давиньон решил попытать фотографическое счастье в столице и не ошибся. Уже в 1843 году газеты извещали, что художник А.Давиньон снял портреты «наверное, с половины Петер­бурга».

Творческая фотография. Сергей Морозов. М. 1986.с. 27

Успех работы в столице не удовлетворил мастера. И фотограф решился на путешествие по России со своими громоздкими камерами-обскурами. Заехав в Москву и Киев, он направ­ляется в далекую сибирскую окраину. «Он посетил города, где жили на поселении, отбыв годы каторги, декабристы, осужденные за участие в восстании 1825 года. Память о событии на Сенатской площади была еще свежа».

А. Давиньон, приехавший в Иркутск к этому времени, сделал дагеротипы со многих жите­лей города, в том числе с декабристов С. П. Тру­бецкого, С. Г. Волконского, братьев Поджио, П. А. Муханова и членов их семейств. Узнав в конце года из писем о работе художника, шеф жандармов граф А. Ф. Орлов допросил Алексан­дра Давиньона в Санкт-Петербурге и повелел изъять все портреты декабристов у родственни­ков и поселенцев. Генерал-губернатору Восточ­ной Сибири было строго указано. По квартирам декабристов были произведены обыски.

Фотограф, вероятно не подозревал, что неко­торые портреты декабристов станут последними изображениями в их жизни - многие из тех, кто прибыл в Сибирь по кандальному тракту, оста­лись здесь навечно.

В начале 90-х годов ХХ века в Ленинграде была развернута экспозиция «Декабристы в изобразительном искусстве». Для многих эта выставка стала большим открытием. Фото­портреты были сделаны в конце 1856 - начале 1857 года, уже после возвращения декабристов из тридцатилет­ней ссылки, когда фотография стала вполне привычным делом. Именно тогда и были сфотографированы М. И. Муравьев-Апостол, С. П. Трубецкой, И. И. Пущин, С. Г. Волконский и другие.

В Иркутске же были сделаны первые снимки ссыльных декабристов на 10 лет раньше чем в центральной России. Чудом сохра­нились эти редкие дагеротипы, изготовленные на серебряных плас­тинках. Соблазн увидеть бесценные документы стопятидесятилет-ней давности не покидал меня несколько лет. И вот подвернулся счастливый случай, я на пороге Пушкинского дома на берегу Невы. Сотрудники редкого фонда не могли отказать мне в жела­нии взглянуть на сибирские реликвии, узнав о том, что я родом из Сибири, где провели многие годы в неволе их знаменитые зем­ляки.

На бархатном полотне старинного стола я бережно укладывал эти редкие пластинки с чуть заметным изображением. При незна­чительном повороте к свету фотографии оживали, менялись, ста­новились доступными взгляду. в этот момент меня охватило волне­ние, перед глазами возник образ того первого фотографа с громоз­дкой камерой, усаживающего в кресло поудобней своих клиентов, впервые видевших чудо-аппарат.

С. Г. Волконский с поредевшей шевелюрой длинных волос, привлекает своей изысканной, гордой осанкой.

...Дети Волконских несколько смущены перед камерой-обску­рой, но И. В. Поджио с опытом видавшего виды человека держится уверенно, по-хозяйски устраиваясь в кресле. Дагеротипы сохрани­лись хорошо. Поджио сфотографировался дважды, с целью отпра­вить снимки дочерям. «Дорогая Сонечка, вот черты твоего отца после 20 лет изгнания, в возрасте 53 лет. 15 июня 1845 г.». Неров­ные строчки, сохранившиеся на оборотной стороне пластин на французском языке, несут печать далекого времени.

Декабрист Н. А. Панов снят не очень четко, вероятно двинулся во время фотографирования.

О находке дагеротипов с портретами декабристов я узнал из публикаций В. А. Никитина, преподавателя Ленинградского уни­верситета. Он рассказал о поиске редких документов. в своей книге «Рассказы о фотографах и фотографиях» он подробно опи­сывает путь к уникальным дагеротипам: «Красный Архив - исто­рический журнал. 1924 год». в разделе «Из записной книжки архи­виста» нахожу статью «К иконографии декабристов...», в ней идет речь об обнаруженном в отчете Третьего отделения Собственной его императорского величества канцелярии упоминание и о деле отставного инженера-поручика Давиньона.

Шеф жандармов в отчете за 1845 год докладывал Николаю I: «Из переписки государственных преступников (декабристов и их родственников В.Н.) усмотрено было, что отставной инженер-поручик Давиньон, занимающийся снятием дагеротипных портре­тов, путешествовал по Сибири и там снимал портреты с государс­твенных и политических преступников. Пересылавшиеся к родственникам портреты поселенцев Поджио, Панова и Волконского, также жены и детей последнего, оставлены в Третьем отделении».

Арестованный инженер-поручик Давиньон на следствии пока­зал, что портретов он не распространял, а изготовлял их, не зная о запрете «снимать изображения с государственных преступников», что все сделанные им дагеротипы находятся на руках у лиц, кото­рых он фотографировал. Но тем не менее жандармами был учинен обыск его вещей в Москве, где не оказалось ничего, кроме испор­ченной «дагеротипной дощечки с портретом декабриста Панова, которая и была доставлена в Третье отделение».

Рассказы о фотографах и фотографиях. В. А. Никитин. Ленинград. 1991, с. 11

Дополнительную информацию о снимках декабристов В. А. Никитин находит в книжке Зильберштейна о художнике Николае Бестужеве:

«Итак, что же было на самом деле? Ссыльный декабрист Иосиф Поджио, отбыв тюремное заключение в Шлиссельбург-ской крепости, в 1834 году был отправлен в Сибирь, где в селении Усть-Кудинское отбывал ссылку. в августе 1845 года он отправил своим дочерям два дагеротипных портрета, но их перехватили, и оказались они в Третьем отделении. Такая же участь постигла посланные в Россию портреты Волконского, его жены и детей, а также портрет декабриста Панова. Так возникло дело «О художнике Давиньоне, который в бытность в Сибири снимал дагеротип­ные портреты с государственных преступников».

Зильберштейн, работая над книгой о художнике - декабристе Николае Бестужеве, обнаружил в архиве Октябрьской револю­ции документы, из которых следовало, что «дощечки» с портре­тами были обнаружены случайно при просмотре почты, а не по доносу, как пишет историк фотографии С. А. Морозов. После чего начальник Третьего отделения Л. В. Дубельт приказал срочно начать расследование. Когда же появилась достаточная информация, он немедленно отправляет рапорт шефу жандармов графу А. Ф. Орлову, который в это время сопровождал Николая I в поездке по Европе. Орлов доложил о случившемся царю. Нико­лай I велел «пресечь безобразия».

В Сибирь полетели приказы. в одном из них было сказано, что сосланные декабристы не только пересылали свои портреты родственникам, но, более того, некоторые из упомянутых переселен­цев завели «собственные дагеротипы», сами друг с друга снимают портреты.

Действительно, среди декабристов был велик интерес к сов­сем недавно дошедшему до них изобретению. Об этом мы можем узнать из их писем. Так, еще в 1843 году декабрист А. П. Юшневский писал брату: «Ты обещал показать опыты светописи. Веро­ятно, ты прочитал уже где-нибудь известия о новых опытах над действием света профессора Мезера, cделанные в присутствии Гумбольта и Энка. Подлинно дойдут скоро до того, что откроют средство удерживать изображение предмета, видимого в зеркале».

Рассказы о фотографах и фотографиях. В. А. Никитин. Ленинград. 1991, с. 13

Известно также, что декабристы Николай Бестужев и другие увлекались фотографией.

Орлов писал: «Государь император соизволил признать, что такое невнимание к тому, что происходит между государственными преступниками, заслуживает строгого письменного замеча­ния, высочайше повелел: воспретить поселенцам из государствен­ных и политических преступников на будущее время снимать с себя портреты и отправлять оные к родственникам или к кому бы то ни было». Одновременно в приказе требовалось, чтобы местное начальство конфисковало у поселенцев из декабристов все их портреты, а также и «принадлежности дагеротипов, доставив означен­ные портреты в Третье отделение Собственной Его Императорс­кого Величества канцелярии».

К тому времени многие из декабристов, сосланных в Сибирь, уже находились на государственной службе, занимая те или иные посты, и пользовались определенными привилегиями. Тем не менее на вопрос генерал-губернатора Западной Сибири князя П. Д. Горчакова, должно ли «помянутое высочайшее повеление» относиться и к данной категории поселенцев, шеф жандармов недвусмысленно ответил, что «было бы лучше, если бы и состоящие на службе в Сибири из государственных и политических преступников не снимали с себя портреты и не пересылали оных к своим родственникам для собственной их же пользы, дабы пор­третами своими они не обращали на себя неуместное внимание».

Рассказы о фотографах и фотографиях. В. А. Никитин. Ленинград. 1991, с. 13

В то время, когда велась эта переписка, Давиньон уже вер­нулся в Москву, где и был арестован. в своих показаниях он всячески пытался приуменьшить количество сделанных им портретов, но есть все основания считать, что сделано их было достаточно много. Только к началу 1846 года фотограф был освобожден. Спасли его два обстоятельства. Первое это несо­вершенство тогдашней техники фотографии. Ведь он, как мы знаем, изготовлял дагеротипы, то есть все снимки существовали в одном экземпляре и находились в руках пор­третируемых. Если бы к тому времени сущес­твовал более современный двухступенчатый фотографический процесс, то у него наверняка были бы обнаружены негативы, и тогда уж ему было бы не отвертеться от педантичных чиновников Третьего отделения, обвинявших его в том, что снимал он ссыльных с целью распространения их портретов. А логика в их обвинении была. Ведь съемка эта проводилась в 1845 году, когда исполнилось двадцать лет со дня памятного события на Сенатской пло­щади. Интерес к «сибирским изгнанникам» по-прежнему был велик, но еще более сильна была к ним царская немилость.

Вторым обстоятельством можно считать ту роль, которую в этом деле сыграла жена арестованного фотографа Екатерина Давиньон, много хлопотавшая о его освобожде­нии, в своем письме на имя графа Орлова она так убедительно доказывала отсутствие , в действиях ее мужа «преступного умысла», что шеф жандармов вынужден был отсту­питься. Выпуская фотографа на волю, с него взяли подписку следующего содержания: «1845 года декабря 31 дня я, нижеподписав­шийся, даю сию подписку в том, что не имею у себя ни одного портрета, снятого мною в Сибири посредством дагеротипа, с некоторых государственных преступников, кроме подобного портрета с преступника Панова, который и представ­лен мною в Третье отделение, и, если когда буду путешество­вать, то обязуюсь, под строгою по законам ответственностью, не снимать портретов с упомянутых преступников. Уволенный от службы инженер-поручик А. Давиньон».

Рассказы о фотографах и фотографиях. В. А. Никитин. Ленинград. 1991, с. 17

Хочется верить, что новый, 1846 год фотограф встречал уже на воле.

На этом, собственно, и кончается сибирская история одного из первых петербургских фотографов.

Иркутские чиновники еще долго собирали портреты, сде­ланные Давиньоном, или расписки, подобные этой: «1846 года января ...дня, в присутствии Ялуторовского полицейского управ­ления, мы, нижеподписавшиеся, проживающие в городе Ялуто­ровске, находящиеся под надзором полиции государственные и политические преступники, выслушав предписание господина, состоящего в должности Тобольского гражданского губернатора, от 8-го настоящего месяца за № 18, дали эту подписку в том, что обязуемся не иметь у себя дагеротипов и что в настоящее время таковых у себя не имеем.

В том подписуемся: Иван Пущин, Евгений Оболенский, Иван Якушкин, Василий Тезенгаузен, Матвей Муравьев-Апостол»

Рассказы о фотографах и фотографиях. В. А. Никитин. Ленинград. 1991, с 18

Неоценима заслуга теоретика фотографии В. А. Никитина в том, что своим исследованием он восстановил справедливость и расставил все точки над «i». в истории Сибири ярко блеснуло имя первого мастера светописи, который совершил свой гражданский подвиг на восточной окраине России более полутора веков назад.

Строгие указания царских чиновников, расписки декабристов «не иметь у себя дагеротипов», обыски в семьях «государствен­ных преступников», заверения фотографов не снимать бывших каторжан на самом деле не могли остановить процесса быстрого распространения «светописи» по всей России. в этом убеждаются исследователи, историки, работающие в архивах, многочисленных музейных фондах.

После просмотра сибирских дагеротипов в Пушкинском доме я поверил в существование многих утерянных документов той ранней поры мировой фотографии. Не могло царское правительство Николая I и его жандармское управление настолько тщательно провести расследование «преступной» деятельности первых фото­графов, чтобы не оставить для нас дополнительные свидетельства.

Весной 2004 года в Иркутске произошло событие, всколых­нувшее общественное сознание сибиряков. в областном худо­жественном музее имени Сукачева была развернута выставка из коллекции Эрмитажа. Среди многочисленных экспонатов были представлены и «Декабристские реликвии». Каково же было мое удивление, когда среди портретов сибирских узников, сня­тых после возвращения в Европу, я обнаружил иркутский порт­рет декабриста И.Поджио, изготовленный летом 1845 года. Этот снимок отличался от тех, что хранятся в Пушкинском доме. На предыдущих двух серебряных пластинках декабрист изображен с трубкой, а на последнем снимке она отсутствует. в фондах Эрмитажа сохранился не дагеротип, а репродукция, выполненная с него в 1860 году итальянским фотографом Фрателли Алинари.

Можно предположить, что брат Иосифа Викторовича Поджио Александр тайно вывез дагеротип в Италию.

Александр Викторович Поджио был осужден по 1-му раз­ряду. Каторгу отбывал в Чите и Петровском заводе; в 1839 году -на поселении в с. Усть-Куда Иркутской губернии; после амнис­тии с 1859 года жил в имении племянника в Псковской губернии. С 1863 года - за границей.

На оборотной стороне снимка сделана ошибочная запись рукой декабриста М. И. Муравьева-Апостола: «Осип Викторович Поджио в мае 1873 года в Воронках Нежинского уезда, Чернигов­ской Губернии, в имении дочери нашего товарища князя Сергея Григорьевича Волконского, Москва, 4 декабря 1873.

Поступление: 1954, из Государственного музея революции, Ленинград, происходит из коллекции В. Е. Якушкина.

Иосиф Викторович Поджио (1792-1848) - отставной штабс-капитан... в 1826 году арестован в своем имении Киевской губернии. Доставлен в Киев, а затем переведен в Петропавловскую крепость. Осужден по 4-му разряду и приговорен к каторжным работам на 12 лет (срок сокращен до 8 лет). в 1826 году отправлен в Свеаборг, а затем в 1827 году - в Свартхольм и в том же году -в Шлиссельбург. По отбывании срока в 1834 году отправлен на поселение в Восточную Сибирь. Умер в Иркутске в доме Волконс­ких в 1848 году».

Декабристские реликвии из собрания Государственного Эрмитажа. Спб.. 2004, с. 41

Фрагмент из книги Рудольфа Берестенева 
Яркий почерк светописцев. Фотообразы времени"

На сайте "Прибайкалье" (www.pribaikal.ru)
фотографии и текст публикуются с разрешения автора