Восточно-Сибирская студия кинохроники: Геннадий Алексеевич Ландин (р. 1942)
Зырянова Татьяна
Категория: Иркутск : История
Предыдущая статья | Следующая статья
Такой оператор, как Ландин — мечта любого самодостаточного режиссера. Он профессионал высочайшего класса, выпускник операторского факультета ВГИКа. Нет такой операторской задачи, которую бы он технически грамотно и творчески ярко не выполнил. Если кому-нибудь из операторов нужно было сделать сложный кадр — полиэкран, двойную экспозицию, наплывы, расфокусировку и прочие операторские хитрости — шли на поклон к нему. В те времена не было еще компьютерных спецэффектов. Все надо было воплощать с помощью камеры и пленки. И он это мог. Да и немудрено. Камеру он знал, как свои пять пальцев. Когда еще учился в шестом классе, в журнале «Юный техник» увидел приложение «Кинокамера своими руками». Он смастерил камеру за полмесяца, по имеющимся в журнале чертежам. Узкопленочная, с ручным приводом, она могла работать и как камера, и как проектор, совсем как во времена Люмьеров и Дон-Отелло. «Мне и друзьям, — вспоминает Гена, — было удивительно снимать и видеть самих себя на экране кухонной стены».
В 1959 году, в 17 лет пришел работать на Барнаульское телевидение. Потом, служа в армии, возглавил любительскую киностудию. После армии поступил на операторский факультет ВГИКа, на отлично сдав все вступительные экзамены. «Подумаешь, — скажете вы, — мы все когда-то сдавали вступительные экзамены». Да, сдавали, но вы преодолевали конкурс в 5 человек на место. А во ВГИКе в то время был самый большой по стране конкурс — как минимум двадцать — пятьдесят человек на место. И пройти надо было три тура — предварительный отбор, творческий конкурс и обычные вступительные экзамены. Сколько я знаю иркутских операторов, которые по 5-7 раз пытались поступить во ВГИК, но тщетно, довольствуясь, в конце концов, отделением журналистики ИГУ.
Геннадий Алексеевич учился во ВГИКе заочно, продолжая работать на Алтайском телевидении. Но потом в сибирскую провинцию пришла «Орбита». Москва постепенно сокращала время местного вещания, оставив, в конце концов, только окна для информационных программ. Очерки, зарисовки, видовые, проблемные и портретные фильмы ушли в прошлое. Оператору такого уровня, как Ландин, работать в спешке, на текучку, стало в творческом плане неинтересно. Списался со студиями кинохроники Новосибирска и Иркутска — пригласили в Иркутск. Так в 1972 году он стал нашим кинооператором.
Как я уже писала, операторский коллектив на ВССК (Восточно-Сибирской студии кинохроники) был очень сильным. И снова пришлось выдержать конкурс — работать в условиях жесткой конкуренции. Поначалу снимал заказные (работы, оплачиваемые разными министерствами и ведомствами) фильмы. Он и режиссер К. Осояну не вылезали с БАМа. «Мы между собой шутили, — вспоминает Ландин, — нас посылали туда как самых крепких на студии мужиков». Это было действительно так. Его отправляли в самые трудные командировки. Он был безотказным, спортивным, в любых условиях каждый день тренировался, держал себя «в форме», хоть сейчас на тяжелоатлетический помост. Да и как по-другому. На БАМе «выбить» у строителей транспорт было трудно — поднадоела там журналистская братия. Вот и приходилось без конца носить с собой по 40-50 килограммов груза. БАМ был в моде. Каждое министерство и ведомство хотело иметь по этой теме свой собственный фильм. Доходило до анекдота. Как-то группа параллельно снимала сразу два фильма для двух разных ведомств. Один назывался «БАМ строится», другой «Строится БАМ». Одни и те же эпизоды повторяли дважды, на одну кассету — для одного ведомства, на другую — для второго.
Первой уровень мастерства нового оператора оценила старейший режиссер студии Лиана Николаевна Черепанова. Она сняла с Ландиным два заказных фильма. Но это был заказчик, с точки зрения кино, интересный — Всесоюзный совет по туризму. Вот когда пригодилась спортивная выучка: Геннадию пришлось спускаться с туристами по порожистым рекам Восточного Саяна — своеобразный водный слалом. Подниматься с альпинистами в горы, совершать длительные пешие и конные переходы. Всех поразило умение видеть красоту и репортажное мастерство оператора, проявленное в этих лентах. Тогда и обратил на него внимание ведущий режиссер студии Валерий Хоменко. Первая совместная работа была снята ими весной 1975 года. Фильм назывался «Мосты», был сделан по сценарию бывшего редактора студии, известного иркутского поэта Сергея Иоффе и рассказывал о мостостроителях БАМа. Картина выгодно отличалась от других бамовских работ того времени отсутствием ложного пафоса, простотой тона, естественностью синхронных интервью, живыми репортажными и жанровыми зарисовками. Это была первая по-настоящему серьезная документальная работа, в которой Гена показал себя как один из сильнейших операторов студии. Фильм был отмечен призом на Всесоюзном кинофестивале 1976 года, проходившем в городе Фрунзе.
В 1978 году по книге собкора «Известий» Леонида Шинкарёва «Большой чертеж Сибири» был написан сценарий и запущен в производство цветной полнометражный фильм «Большой десант». Валерий Хоменко поставил редакции условие, что он будет снимать эту серьезную публицистическую работу только с Ландиным. Гена — это всегда надежно. Не «запорет» цветную пленку, которая требовала от оператора особого технического мастерства. Кроме того, на него можно было положиться и как на человека творческого, и как на человека в высшей степени порядочного. К тому же, он уравновешен, спокоен, легко переносит тяготы кочевой жизни, многое берет на себя. Все это так важно, когда съемочный период длится по нескольку месяцев, а расстояния между объектами съемки исчисляются тысячами километров — от Байкала до Амура и дальше — на Сахалин.
Фильм стал одной из вершин творчества как Хоменко, так и Ландина. Первый вариант мог бы стать гордостью студии. Но тут вмешалось высокое московское начальство. Им не понравилось, что лента без прикрас рассказывала о тяжелом, подчас опасном труде строителей дороги, подлинном, не показном мужестве людей. А еще — поднимала наболевшие проблемы, когда героям ленты приходилось преодолевать не те трудности и лишения, которые возникали по причинам естественного порядка, а те, что являлись следствием плохого руководства работами — недостатками в снабжении, планировании, финансировании, проектировании и организации строительства. Как сказал один из героев фильма: «Мы сами создаем трудности, а потом их героически преодолеваем». Главный редактор Госкино РСФСР, известный перестраховщик Т. И. Гваришвили написал заключение, в котором по пунктам были перечислены поправки. Они касались наиболее удачных, живых, острых и интересных эпизодов и синхронных интервью фильма. Перечень поправок занимал больше трех страниц текста. Предлагалось вырезать лучшие сцены, в противном случае ленту не пустили бы на экран — положили на полку. Я была редактором фильма и хорошо помню суть абсурдных указаний московских чинуш. Чтобы вы, сегодняшние студенты, поняли, что такое цензура и до какой степени тупости доходили требования многочисленных цензоров, приведу пример. В великолепном эпизоде броска первого десанта строителей на новый участок трассы был такой момент, когда, остановившись на ночевку, бригада отдыхает в передвижном вагончике. Бригадир берет игральные карты и в шутку предлагает молодому парню погадать. Раскладывая колоду с видом заправской гадалки, приговаривает примерно такие слова: «Ждет тебя скорая дорога. Смотри-ка, пики упали — будут серьезные неприятности... На Черной речке, видать, застрянем... Но дойдем! Видишь, чем дело кончится. Вот туз червонный — дом родной тебе падает... Ну а сердце успокоится бубновой дамой...». Это шуточное гадание приказано было вырезать. Довод, достойный цитаты: «Советские строители, да еще герои БАМа на картах не гадают». Вырезали — как ножом по сердцу — самое дорогое, то, в чем было дыхание жизни, чем славится документальное кино. А взамен требовали поставить цитаты из речи тогдашнего генсека ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Сегодня мне стыдно показывать студентам этот фильм из-за неумеренного, холуйского цитирования. Хотя режиссер попытался смягчить удар, нанесенный фильму, вложив цитаты «вождя» в уста бамовских рабочих с симпатичными, вызывающими доверие лицами.
Если бы не все эти нелепые цензурные правки, картина бы до сих пор не потеряла своей актуальности. Хотя она и в такомурезанном и искореженном виде получила на XII Всесоюзном кинофестивале в Ашхабаде диплом жюри.
В 1982 году появился на экранах страны еще один полнометражный фильм, сделанный в содружестве Хоменко — Ландин, «Иркутские встречи». Это была серия портретов известных в те годы сибиряков, проявивших себя в разных сферах деятельности — председатель колхоза, ученый, строитель. В фильме нет казенщины. Портреты получились живые, запоминающиеся. В этом немалая заслуга оператора. Было у Гены еще одно ценное качество. Он работал так незаметно, что герои забывали об его присутствии, о камере, вели себя раскованно, говорили не стесняясь, просто и искренне — не для экрана. Гена — оператор-невидимка. Он не выпячивает себя на съемках. Говоря словами Станиславского, «ищет не себя в искусстве, а искусство в себе». Поясню эту мысль наглядным примером. Один из камерменов приводил меня в отчаяние тем, что стоило только «раскрутить» героя, увлечь его беседой, заставить быть естественным, как мой напарник прерывал съемку, подходил к говорящему, поправлял ему галстук, шляпу, якобы съехавшие набок, или вертел под его носом экспонометром. Человек от этих манипуляций мгновенно терял дар речи. В результате интервью было безнадежно испорчено. Молодым у таких горе-операторов учиться нечему. Нельзя вести себя на съемках, как фотограф из захудалой «фотографии». Надо делать все, чтобы расковать героя, чтобы во время съемок человек забыл о камере, чувствовал себя комфортно. И в этом плане Геннадий Алексеевич был абсолютно безупречен. Помню, мне в Братске довелось интервьюировать Героя Социалистического труда, Знатного строителя Ревтова, получившего все эти звания и награды за участие в возведении плотины легендарной ГЭС. Гена во время съемок работал так незаметно, что не только наш герой, но даже я забыла об его присутствии и вспомнила лишь тогда, когда он шепнул мне на ушко: «Можешь не стараться — пленка кончилась».
Еще один режиссер, с кем Геннадий Алексеевич нашел общий язык, это Михаил Павлов. Талантливый молодой выпускник ВГИКа снял с ним два фильма, и оба стали событием. Это «Зона БАМ. Постоянные жители». И совместный советско-американский полнометражный фильм «Шторм».
Фильм о БАМе отличался остропублицистической направленностью. Под медь оркестров строители сдали бамовские объекты и уехали. Постоянные жители остались во времянках, в «сборно-продувных» балках. Соцкультбыт неустроен, работать негде, жить не на что. Выживай — как знаешь! Вспоминается интервью с изработанной, изнуренной, хотя еще и молодой женщиной: «Здесь у меня был огород, — говорит она, показывая рукой на ямы и рытвины, — строители, пока я была на работе, мой огород бульдозером сдёрнули. У меня двое детей, чем я их зимой кормить буду!!!» Или старики, чей домишко, похожий на курятник, построенный как времянка в первые месяцы БАМа, сегодня затерялся среди рельсовых развязок новой железнодорожной станции. Единственная кормилица стариков — корова, которую они каждый день гонят через рельсы и насыпи за несколько километров пастись под несущиеся из репродуктора бравурные песни о БАМе. Сено заготовить — негде, дров на зиму запасти нет сил. Как жить дальше — не знают. Дед — Почетный строитель. Всю жизнь проработал в СМП — строительно-монтажном поезде. Квартиру дать обещали, да так и не дали. СМП — передислоцировали на новое место. И они остались одни. И таких судеб — сотни.
В том же Северобайкальске показано кладбище. Надпись гласит «Временное». Это яркий образ стройки, где не только живые оставлены во времянках, но и мертвые — не упокоены. Если надо кого-то похоронить, сносят памятники со старых могил и поверх одних гробов кладут другие. В конце кладбища свалка из снесенных памятников, а с надгробий смотрят фотографии совсем еще молодых людей. Родители приезжали со всех уголков страны, хоронили своих детей — и уезжали, думая, что, как говорилось в поминальных речах, никто из героев-первопроходцев не будет забыт. А уже через 5-7 лет память о них оказалась на кладбищенской свалке.
Или вот еще одна «говорящая деталь». На стене новой железнодорожной станции красуются большие часы, украшенные затейливой резьбой. Корреспондент спрашивает у мэра поселка: «А часы-то что не идут?» И мы слышим поразительный ответ: «Да они никогда и не шли. Торопились повесить их к приезду правительственной комиссии — вот и висят с тех пор недоделанные». И так вся трасса — бесконечные «Потёмкинские деревни». В финале апофеозом этой показухи стал такой эпизод. Идут по насыпи, на которой почему-то не уложены рельсы, молодые, веселые, немного захмелевшие парни. В руках несут лозунг: «Слава строителям БАМа!» А когда они проходят, оператор показывает то, что осталось позади. А за ними осталась тайга, искореженная так, как будто здесь упал по меньшей мере Тунгусский метеорит: вырванные с корнями, разбросанные, наваленные друг на друга деревья, ямы, колдобины, следы пожарищ... И снова лозунг: «Слава строителям БАМа!»
Во всех этих кадрах авторский и режиссерский замысел Геннадием Алексеевичем воплощен безукоризненно. Не случайно этот фильм был награжден дипломом жюри 4-го Всесоюзного смотра работ молодых кинематографистов в 1988 году.
В этой же творческой связке был сделан спецвыпуск киножурнала «Восточная Сибирь. № 21. 1988» «АЯМ пишем, БАМ — в уме», получивший первую премию и диплом жюри на 3-м Всероссийском смотре-конкурсе фильмов о развитии производительных сил Сибири и Дальнего Востока.
Было у Ландина одно увлечение. Он, как и многие другие на студии, заядлый яхтсмен. Один раз он даже чуть не погиб во время шторма на Байкале. Второе его увлечение — подводное плавание. У него есть и удостоверение подводника, выданное 16 июля 1989 года. Сегодня такие документы дают после двух-трех погружений. Гена считает их липовыми. Его учили серьезно в подводно-тренировочном центре «Альфа», с тем прицелом, что он будет потом оператором подводных съемок. Во время погружений наставники инсценировали аварийные ситуации. Например, однажды инструктор на большой глубине в самый неподходящий момент сорвал с Гены маску. «Ну я хоть и испугался, но снова надел ее, продув воду носом, как учили. Инструктор потом похвалил, сказав, что лучшие подводники получаются из флегматиков, холерики же быстро впадают в панику. Ну, я — флегматик, и у меня все хорошо получалось». Студияобещала приобрести бокс для подводных съемок, но дело затянулось, и тогда Ландин самостоятельно сконструировал и сделал бокс. Я написала для него сценарий фильма «Осанна» (1990), как хвалебную песнь Байкалу. Сценарий был построен на противопоставлении прекрасного подводного и надводного мира Байкала и тех мест, где его красоты изрядно пострадали от бездумного и безответственного вмешательства человека. Это и подводные свалки у Листвянки и порта Байкал, и следы туристических стоянок и пожогов на его берегах, и дымы БЦБК. Гена все это снял. Но не сохранил пропорции, увлекшись, в основном, красотами озера. Хоменко смонтировал ленту под музыку, получился отличный видовой фильм. Всем он нравился. Был оценен Госкино по первой группе. Только я, как автор, осталась не совсем довольна результатом, потому что экологическая тема отошла на второй план, хотя виды подводных свалок впечатляли. По моему сценарию он снял еще и юных яхтсменов. Спецвыпуск назывался «Капитан уходит... в школу». Главным героем стал семилетний сын студийного художника Франго. Лента была высоко оценена как на студии, так и в Москве, и всегда с интересом смотрится зрителями.
Но сам Геннадий вершиной своего творчества считает полнометражный советско-американский фильм «Шторм». Он был снят по инициативе американского режиссера Карла Джонса, бывшего моряка. Джонс взял на себя продюсерские обязанности. Вторым режиссером, осуществлявшим идейно-творческое руководство, стал Миша Павлов. Но Миша оказался жертвой морской болезни и чуть ли не все съемки пролежал пластом, так как всё время сильно штормило. Из порта Находка корабли, наши БМРТ и американские «Ловун» вышли в море 31 декабря 1989 года. Снимать приходилось и на легких рыболовецких судах, и на нашей плавучей базе. И все это в сложнейших условиях. Снег налипал на камеру. Огромные волны накатывали на палубу, особенно на «Ловунах». Как-то раз волна шибанула сзади так, что Гена полетел в одну сторону, а его камера — в другую. Приходилось сушить камеру феном, прикрывать ее от волн. Снимать приспособился одной рукой, другой крепко держался за поручень. В самые горячие репортажные моментысъемок Джонс кричал: «Шут, Лэндин, шут, шут, шут...». Гене перевели это так: «Лэндин — это что-то вроде нашего «землячок». Так Джонс интерпретировал фамилию Ландин. А «шут» значит «снимай». За всю многомесячную работу Джонс заплатил Гене 750 долларов. Гена не рядился, хотя ему к тому времени сказали, что американскому оператору пришлось бы платить не меньше 20 тысяч долларов. Монтировал и озвучивал материал Миша Павлов в Америке. И когда он намекнул Джонсу, что ему здесь, в чужой стране, не хватает денег на прожитье, продюсер нравоучительно изрек: «У нас в Америке есть такая поговорка — деньги не должны бежать вперед дела! Сделаешь дело — тогда и заплачу»...
— Бог с ним, — говорит сегодня Геннадий Алексеевич, — на то мы и сибиряки, чтобы о таких мелочах, как доллары, не жалеть и не вспоминать. Главное, что работа была интересной, и фильм получился. Особенно с большим успехом он прошел по экранам Америки.
Когда студия рухнула, Ландин какое-то время работал на ИГТРК. Но сиюминутная информация — не его призвание. Мне довелось с ним и журналистом Ольгой Куклиной организовывать съемку сюжета о ветеране войны, старейшем иркутском живописце А. Рубцове, одном из самых одаренных художников Сибири, к тому же, образованном, умном человеке и большом оригинале. Ландиным и Куклиной этот сюжет был снят великолепно, в лучших традициях документального кино.
Сегодня Заслуженный работник культуры Геннадий Ландин с успехом мог бы учить молодых. Но, к сожалению, остается невостребованным.
Фрагмент из книги Татьяны Зыряновой
"Мастера экранной публицистики Сибири"
Иркутск, 2009 год
На сайте Прибайкалье (http://pribaikal.ru)
публикуется с разрешения автора