Иркутская область, города и районы Иркутской области, ее жизнь, культура, история, экономика - вот основные темы сайта "Иркутская область : Города и районы". Часто Иркутскую область называют Прибайкальем, именно "Прибайкалье" и стало названием проекта, в который входит этот сайт.

Восточно-Сибирская студия кинохроники: Геннадий Алексеевич Ландин (р. 1942)

Заслуженный работник культуры, кинооператор Геннадий Ландин

Такой оператор, как Ландин — мечта любого самодостаточного режиссера. Он профессионал высочайшего класса, выпу­скник операторского факультета ВГИКа. Нет такой оператор­ской задачи, которую бы он технически грамотно и творчески ярко не выполнил. Если кому-нибудь из операторов нужно бы­ло сделать сложный кадр — полиэкран, двойную экспозицию, наплывы, расфокусировку и прочие операторские хитрости — шли на поклон к нему. В те времена не было еще компьютер­ных спецэффектов. Все надо было воплощать с помощью камеры и пленки. И он это мог. Да и немудрено. Камеру он знал, как свои пять пальцев. Когда еще учился в шестом классе, в журнале «Юный техник» увидел приложение «Кинокамера своими руками». Он смастерил камеру за полмесяца, по имею­щимся в журнале чертежам. Узкопленочная, с ручным приво­дом, она могла работать и как камера, и как проектор, совсем как во времена Люмьеров и Дон-Отелло. «Мне и друзьям, — вспоминает Гена, — было удивительно снимать и видеть самих себя на экране кухонной стены».

В 1959 году, в 17 лет пришел работать на Барнаульское телевидение. Потом, служа в армии, возглавил любительскую ки­ностудию. После армии поступил на операторский факультет ВГИКа, на отлично сдав все вступительные экзамены. «Поду­маешь, — скажете вы, — мы все когда-то сдавали вступительные экзамены». Да, сдавали, но вы преодолевали конкурс в 5 чело­век на место. А во ВГИКе в то время был самый большой по стране конкурс — как минимум двадцать — пятьдесят человек на место. И пройти надо было три тура — предварительный отбор, творческий конкурс и обычные вступительные экзамены. Сколько я знаю иркутских операторов, которые по 5-7 раз пы­тались поступить во ВГИК, но тщетно, довольствуясь, в конце концов, отделением журналистики ИГУ.

Геннадий Алексеевич учился во ВГИКе заочно, продолжая работать на Алтайском телевидении. Но потом в сибирскую провинцию пришла «Орбита». Москва постепенно сокращала время местного вещания, оставив, в конце концов, только окна для информационных программ. Очерки, зарисовки, видо­вые, проблемные и портретные фильмы ушли в прошлое. Опе­ратору такого уровня, как Ландин, работать в спешке, на текуч­ку, стало в творческом плане неинтересно. Списался со студия­ми кинохроники Новосибирска и Иркутска — пригласили в Ир­кутск. Так в 1972 году он стал нашим кинооператором.

Как я уже писала, операторский коллектив на ВССК (Восточно-Сибирской студии кинохроники) был очень сильным. И снова пришлось выдержать конкурс — работать в условиях жесткой конкуренции. Поначалу снимал заказные (работы, оплачиваемые разными министерствами и ведомствами) фильмы. Он и режиссер К. Осояну не вылезали с БАМа. «Мы между со­бой шутили, — вспоминает Ландин, — нас посылали туда как са­мых крепких на студии мужиков». Это было действительно так. Его отправляли в самые трудные командировки. Он был безот­казным, спортивным, в любых условиях каждый день трениро­вался, держал себя «в форме», хоть сейчас на тяжелоатлетиче­ский помост. Да и как по-другому. На БАМе «выбить» у стро­ителей транспорт было трудно — поднадоела там журналистская братия. Вот и приходилось без конца носить с собой по 40-50 килограммов груза. БАМ был в моде. Каждое министерство и ведомство хотело иметь по этой теме свой собственный фильм. Доходило до анекдота. Как-то группа параллельно снимала сра­зу два фильма для двух разных ведомств. Один назывался «БАМ строится», другой «Строится БАМ». Одни и те же эпизоды пов­торяли дважды, на одну кассету — для одного ведомства, на дру­гую — для второго.

Первой уровень мастерства нового оператора оценила старейший режиссер студии Лиана Николаевна Черепанова. Она сняла с Ландиным два заказных фильма. Но это был заказчик, с точки зрения кино, интересный — Всесоюзный совет по ту­ризму. Вот когда пригодилась спортивная выучка: Геннадию пришлось спускаться с туристами по порожистым рекам Вос­точного Саяна — своеобразный водный слалом. Подниматься с альпинистами в горы, совершать длительные пешие и конные переходы. Всех поразило умение видеть красоту и репортажное мастерство оператора, проявленное в этих лентах. Тогда и обратил на него внимание ведущий режиссер студии Валерий Хоменко. Первая совместная работа была снята ими весной 1975 года. Фильм назывался «Мосты», был сделан по сценарию быв­шего редактора студии, известного иркутского поэта Сергея Иоффе и рассказывал о мостостроителях БАМа. Картина выгодно отличалась от других бамовских работ того времени от­сутствием ложного пафоса, простотой тона, естественностью синхронных интервью, живыми репортажными и жанровыми зарисовками. Это была первая по-настоящему серьезная доку­ментальная работа, в которой Гена показал себя как один из сильнейших операторов студии. Фильм был отмечен призом на Всесоюзном кинофестивале 1976 года, проходившем в городе Фрунзе.

В 1978 году по книге собкора «Известий» Леонида Шинкарёва «Большой чертеж Сибири» был написан сценарий и запу­щен в производство цветной полнометражный фильм «Боль­шой десант». Валерий Хоменко поставил редакции условие, что он будет снимать эту серьезную публицистическую работу толь­ко с Ландиным. Гена — это всегда надежно. Не «запорет» цветную пленку, которая требовала от оператора особого техниче­ского мастерства. Кроме того, на него можно было положиться и как на человека творческого, и как на человека в высшей сте­пени порядочного. К тому же, он уравновешен, спокоен, легко переносит тяготы кочевой жизни, многое берет на себя. Все это так важно, когда съемочный период длится по нескольку меся­цев, а расстояния между объектами съемки исчисляются тысячами километров — от Байкала до Амура и дальше — на Саха­лин.

Фильм стал одной из вершин творчества как Хоменко, так и Ландина. Первый вариант мог бы стать гордостью студии. Но тут вмешалось высокое московское начальство. Им не понрави­лось, что лента без прикрас рассказывала о тяжелом, подчас опасном труде строителей дороги, подлинном, не показном му­жестве людей. А еще — поднимала наболевшие проблемы, ког­да героям ленты приходилось преодолевать не те трудности и лишения, которые возникали по причинам естественного по­рядка, а те, что являлись следствием плохого руководства работами — недостатками в снабжении, планировании, финансировании, проектировании и организации строительства. Как ска­зал один из героев фильма: «Мы сами создаем трудности, а по­том их героически преодолеваем». Главный редактор Госкино РСФСР, известный перестраховщик Т. И. Гваришвили написал заключение, в котором по пунктам были перечислены поправ­ки. Они касались наиболее удачных, живых, острых и интерес­ных эпизодов и синхронных интервью фильма. Перечень по­правок занимал больше трех страниц текста. Предлагалось вы­резать лучшие сцены, в противном случае ленту не пустили бы на экран — положили на полку. Я была редактором фильма и хорошо помню суть абсурдных указаний московских чинуш. Чтобы вы, сегодняшние студенты, поняли, что такое цензура и до какой степени тупости доходили требования многочислен­ных цензоров, приведу пример. В великолепном эпизоде бро­ска первого десанта строителей на новый участок трассы был такой момент, когда, остановившись на ночевку, бригада отдыхает в передвижном вагончике. Бригадир берет игральные кар­ты и в шутку предлагает молодому парню погадать. Расклады­вая колоду с видом заправской гадалки, приговаривает пример­но такие слова: «Ждет тебя скорая дорога. Смотри-ка, пики упали — будут серьезные неприятности... На Черной речке, ви­дать, застрянем... Но дойдем! Видишь, чем дело кончится. Вот туз червонный — дом родной тебе падает... Ну а сердце успоко­ится бубновой дамой...». Это шуточное гадание приказано бы­ло вырезать. Довод, достойный цитаты: «Советские строители, да еще герои БАМа на картах не гадают». Вырезали — как но­жом по сердцу — самое дорогое, то, в чем было дыхание жизни, чем славится документальное кино. А взамен требовали поста­вить цитаты из речи тогдашнего генсека ЦК КПСС Л. И. Бреж­нева. Сегодня мне стыдно показывать студентам этот фильм из-за неумеренного, холуйского цитирования. Хотя режиссер по­пытался смягчить удар, нанесенный фильму, вложив цитаты «вождя» в уста бамовских рабочих с симпатичными, вызываю­щими доверие лицами.

Если бы не все эти нелепые цензурные правки, картина бы до сих пор не потеряла своей актуальности. Хотя она и в такомурезанном и искореженном виде получила на XII Всесоюзном кинофестивале в Ашхабаде диплом жюри.

В 1982 году появился на экранах страны еще один полнометражный фильм, сделанный в содружестве Хоменко — Ландин, «Иркутские встречи». Это была серия портретов известных в те годы сибиряков, проявивших себя в разных сферах дея­тельности — председатель колхоза, ученый, строитель. В филь­ме нет казенщины. Портреты получились живые, запоминаю­щиеся. В этом немалая заслуга оператора. Было у Гены еще од­но ценное качество. Он работал так незаметно, что герои забы­вали об его присутствии, о камере, вели себя раскованно, гово­рили не стесняясь, просто и искренне — не для экрана. Гена — оператор-невидимка. Он не выпячивает себя на съемках. Гово­ря словами Станиславского, «ищет не себя в искусстве, а искус­ство в себе». Поясню эту мысль наглядным примером. Один из камерменов приводил меня в отчаяние тем, что стоило только «раскрутить» героя, увлечь его беседой, заставить быть есте­ственным, как мой напарник прерывал съемку, подходил к го­ворящему, поправлял ему галстук, шляпу, якобы съехавшие на­бок, или вертел под его носом экспонометром. Человек от этих манипуляций мгновенно терял дар речи. В результате интервью было безнадежно испорчено. Молодым у таких горе-операторов учиться нечему. Нельзя вести себя на съемках, как фотограф из захудалой «фотографии». Надо делать все, чтобы расковать ге­роя, чтобы во время съемок человек забыл о камере, чувство­вал себя комфортно. И в этом плане Геннадий Алексеевич был абсолютно безупречен. Помню, мне в Братске довелось интервьюировать Героя Социалистического труда, Знатного строите­ля Ревтова, получившего все эти звания и награды за участие в возведении плотины легендарной ГЭС. Гена во время съемок работал так незаметно, что не только наш герой, но даже я за­была об его присутствии и вспомнила лишь тогда, когда он шепнул мне на ушко: «Можешь не стараться — пленка кончи­лась».

Еще один режиссер, с кем Геннадий Алексеевич нашел об­щий язык, это Михаил Павлов. Талантливый молодой выпускник ВГИКа снял с ним два фильма, и оба стали событием. Это «Зона БАМ. Постоянные жители». И совместный советско-американский полнометражный фильм «Шторм».

Фильм о БАМе отличался остропублицистической направленностью. Под медь оркестров строители сдали бамовские объекты и уехали. Постоянные жители остались во времянках, в «сборно-продувных» балках. Соцкультбыт неустроен, работать негде, жить не на что. Выживай — как знаешь! Вспоминается интервью с изработанной, изнуренной, хотя еще и молодой женщиной: «Здесь у меня был огород, — говорит она, показы­вая рукой на ямы и рытвины, — строители, пока я была на ра­боте, мой огород бульдозером сдёрнули. У меня двое детей, чем я их зимой кормить буду!!!» Или старики, чей домишко, похо­жий на курятник, построенный как времянка в первые месяцы БАМа, сегодня затерялся среди рельсовых развязок новой же­лезнодорожной станции. Единственная кормилица стариков — корова, которую они каждый день гонят через рельсы и насы­пи за несколько километров пастись под несущиеся из репро­дуктора бравурные песни о БАМе. Сено заготовить — негде, дров на зиму запасти нет сил. Как жить дальше — не знают. Дед — Почетный строитель. Всю жизнь проработал в СМП — стро­ительно-монтажном поезде. Квартиру дать обещали, да так и не дали. СМП — передислоцировали на новое место. И они оста­лись одни. И таких судеб — сотни.

В том же Северобайкальске показано кладбище. Надпись гласит «Временное». Это яркий образ стройки, где не только живые оставлены во времянках, но и мертвые — не упокоены. Если надо кого-то похоронить, сносят памятники со старых могил и поверх одних гробов кладут другие. В конце кладбища свалка из снесенных памятников, а с надгробий смотрят фото­графии совсем еще молодых людей. Родители приезжали со всех уголков страны, хоронили своих детей — и уезжали, думая, что, как говорилось в поминальных речах, никто из героев-первопроходцев не будет забыт. А уже через 5-7 лет память о них оказалась на кладбищенской свалке.

Или вот еще одна «говорящая деталь». На стене новой железнодорожной станции красуются большие часы, украшенные затейливой резьбой. Корреспондент спрашивает у мэра поселка: «А часы-то что не идут?» И мы слышим поразительный от­вет: «Да они никогда и не шли. Торопились повесить их к приезду правительственной комиссии — вот и висят с тех пор недоделанные». И так вся трасса — бесконечные «Потёмкин­ские деревни». В финале апофеозом этой показухи стал такой эпизод. Идут по насыпи, на которой почему-то не уложены рельсы, молодые, веселые, немного захмелевшие парни. В ру­ках несут лозунг: «Слава строителям БАМа!» А когда они проходят, оператор показывает то, что осталось позади. А за ними осталась тайга, искореженная так, как будто здесь упал по ме­ньшей мере Тунгусский метеорит: вырванные с корнями, раз­бросанные, наваленные друг на друга деревья, ямы, колдобины, следы пожарищ... И снова лозунг: «Слава строителям БАМа!»

Во всех этих кадрах авторский и режиссерский замысел Геннадием Алексеевичем воплощен безукоризненно. Не слу­чайно этот фильм был награжден дипломом жюри 4-го Всесо­юзного смотра работ молодых кинематографистов в 1988 году.

В этой же творческой связке был сделан спецвыпуск кино­журнала «Восточная Сибирь. № 21. 1988» «АЯМ пишем, БАМ — в уме», получивший первую премию и диплом жюри на 3-м Всероссийском смотре-конкурсе фильмов о развитии произво­дительных сил Сибири и Дальнего Востока.

Было у Ландина одно увлечение. Он, как и многие другие на студии, заядлый яхтсмен. Один раз он даже чуть не погиб во время шторма на Байкале. Второе его увлечение — подводное плавание. У него есть и удостоверение подводника, выданное 16 июля 1989 года. Сегодня такие документы дают после двух-трех погружений. Гена считает их липовыми. Его учили серьез­но в подводно-тренировочном центре «Альфа», с тем прицелом, что он будет потом оператором подводных съемок. Во время погружений наставники инсценировали аварийные ситуации. Например, однажды инструктор на большой глубине в самый неподходящий момент сорвал с Гены маску. «Ну я хоть и испу­гался, но снова надел ее, продув воду носом, как учили. Ин­структор потом похвалил, сказав, что лучшие подводники полу­чаются из флегматиков, холерики же быстро впадают в панику. Ну, я — флегматик, и у меня все хорошо получалось». Студияобещала приобрести бокс для подводных съемок, но дело затянулось, и тогда Ландин самостоятельно сконструировал и сде­лал бокс. Я написала для него сценарий фильма «Осанна» (1990), как хвалебную песнь Байкалу. Сценарий был построен на противопоставлении прекрасного подводного и надводного мира Байкала и тех мест, где его красоты изрядно пострадали от бездумного и безответственного вмешательства человека. Это и подводные свалки у Листвянки и порта Байкал, и следы туристических стоянок и пожогов на его берегах, и дымы БЦБК. Гена все это снял. Но не сохранил пропорции, увлекш­ись, в основном, красотами озера. Хоменко смонтировал ленту под музыку, получился отличный видовой фильм. Всем он нра­вился. Был оценен Госкино по первой группе. Только я, как ав­тор, осталась не совсем довольна результатом, потому что эко­логическая тема отошла на второй план, хотя виды подводных свалок впечатляли. По моему сценарию он снял еще и юных яхтсменов. Спецвыпуск назывался «Капитан уходит... в школу». Главным героем стал семилетний сын студийного художника Франго. Лента была высоко оценена как на студии, так и в Москве, и всегда с интересом смотрится зрителями.

Но сам Геннадий вершиной своего творчества считает пол­нометражный советско-американский фильм «Шторм». Он был снят по инициативе американского режиссера Карла Джонса, бывшего моряка. Джонс взял на себя продюсерские обязанно­сти. Вторым режиссером, осуществлявшим идейно-творческое руководство, стал Миша Павлов. Но Миша оказался жертвой морской болезни и чуть ли не все съемки пролежал пластом, так как всё время сильно штормило. Из порта Находка кора­бли, наши БМРТ и американские «Ловун» вышли в море 31 де­кабря 1989 года. Снимать приходилось и на легких рыболовец­ких судах, и на нашей плавучей базе. И все это в сложнейших условиях. Снег налипал на камеру. Огромные волны накатыва­ли на палубу, особенно на «Ловунах». Как-то раз волна шиба­нула сзади так, что Гена полетел в одну сторону, а его камера — в другую. Приходилось сушить камеру феном, прикрывать ее от волн. Снимать приспособился одной рукой, другой крепко держался за поручень. В самые горячие репортажные моментысъемок Джонс кричал: «Шут, Лэндин, шут, шут, шут...». Гене перевели это так: «Лэндин — это что-то вроде нашего «земля­чок». Так Джонс интерпретировал фамилию Ландин. А «шут» значит «снимай». За всю многомесячную работу Джонс запла­тил Гене 750 долларов. Гена не рядился, хотя ему к тому вре­мени сказали, что американскому оператору пришлось бы пла­тить не меньше 20 тысяч долларов. Монтировал и озвучивал материал Миша Павлов в Америке. И когда он намекнул Джон­су, что ему здесь, в чужой стране, не хватает денег на прожи­тье, продюсер нравоучительно изрек: «У нас в Америке есть та­кая поговорка — деньги не должны бежать вперед дела! Сдела­ешь дело — тогда и заплачу»...

— Бог с ним, — говорит сегодня Геннадий Алексеевич, — на то мы и сибиряки, чтобы о таких мелочах, как доллары, не жал­еть и не вспоминать. Главное, что работа была интересной, и фильм получился. Особенно с большим успехом он прошел по экранам Америки.

Когда студия рухнула, Ландин какое-то время работал на ИГТРК. Но сиюминутная информация — не его призвание. Мне довелось с ним и журналистом Ольгой Куклиной органи­зовывать съемку сюжета о ветеране войны, старейшем иркут­ском живописце А. Рубцове, одном из самых одаренных худож­ников Сибири, к тому же, образованном, умном человеке и большом оригинале. Ландиным и Куклиной этот сюжет был снят великолепно, в лучших традициях документального кино.

Сегодня Заслуженный работник культуры Геннадий Ландин с успехом мог бы учить молодых. Но, к сожалению, оста­ется невостребованным.

 

Фрагмент из книги Татьяны Зыряновой
"Мастера экранной публицистики Сибири"
Иркутск, 2009 год

На сайте Прибайкалье (http://pribaikal.ru)
публикуется с разрешения автора